Валерий Введенский - Старосветские убийцы

– Параскева его заговорила, – перебила Рухнова Анна Михайловна. – Жила тут одна колдунья. Долго я ее обхаживала, умоляла Ваське помочь, чтоб горькую в рот не брал, а карт в руки. С трудом уговорила, но от обеих напастей, сказала, не может, предложила выбирать. Карт-то я больше боялась…

– И тут я про кости вспомнил, в них играть и сели. Проигрался Василий Васильевич в мгновение ока – шулера у Юсуфова высшей пробы.

– Шулера? – ужаснулась Елизавета Северская.

– Да! Князь им покровительствует, а они указанных людей до последней нитки раздевают. И нотариус при них! Василий Васильевич закладную тут же и подписал. Наутро проснулся, ничего не помнит, аптекарь тамошний постарался, не хуже Глазьева микстурки варит. Как узнал Северский, что натворил, бросился к Игорю Борисовичу, плакал, умолял помочь. Юсуфов якобы выкупил у своих же шулеров закладную, но сроку Василию Васильевичу дал год. Игорю Борисовичу приятно, когда его не жуликом, не грабителем, а благодетелем считают. Выпутаться все равно никому не удается, он сразу все банки извещает, что имение заложено.

– А вы первый помощник в столь низких делах, – с ненавистью сказал Угаров.

– А мне, Денис Кондратович, деваться некуда. Я тоже должник.

– Шулера обыграли?

– Что вы, с роду карт в руки не брал. Я вам, Денис, рассказывал. Приехал в Петербург нищим калекой, отцовский приятель меня пожалел, в департамент пристроил, но быстро скончался и дальнейшую дорогу в прямом смысле слова я пробивал локтями. Бумаги писал быстро, мысли излагал толково, а что самое главное, умел почерком любого начальника писать. Ему себя и утруждать не надо, перья в чернильницу макать. Пьянствует целый день, а документы все готовы. В двенадцатый класс, губернским секретарем, уже через два года произвели, а еще через два уже коллежским числился.

Жалованье нищенское, комнатку снимал крохотную и смрадную, оттого на службе допоздна задерживался с удовольствием. Писал бумаги, подбирал документы. Еще через четыре года сделали меня столоначальником. Скажете, не Бог весть какая шишка, таких в Петербурге сотни; только я вздохнул вольготней, комнатку сменил на лучшую, о прислуге задумался. В мечтах начальником отделения себя видел, мундир надворного советника примерял. И кроме жалованья в карманах стало что-то звенеть. Тут голова моя от неопытности и вскружилась. Поторопился! Посулили десять тысяч, деньги невероятные. Глаза загорелись, про осторожность и осмотрительность забыл. Дело касалось распределения казенных подрядов, мой подопечный просил изъять кой-какие документы, а другие, наоборот, подделать и подложить, чтоб решение в его пользу было принято. Так я и сделал, но вторым претендентом на подряд был князь Юсуфов, друг нашего министра. Уволили меня со скандалом, началось следствие. Комнатка была за два месяца вперед оплачена, в ней целыми днями и сидел. Идти было некуда, жизнь казалось конченной, впереди маячила каторга. Однажды раздался стук в дверь. Я решил, что это полиция, но вошел князь Юсуфов. "Таких ценю! Ваш поступок дерзок, говорит о незаурядном уме. И хорошо подделать документы не всякий сможет. Однако вы нанесли мне ущерб в сто тысяч серебром. Выбор за вами – ехать на рудник или отработать долг у меня на службе". – А следствие? – не понял я. "Наша Фемида столь же бескорыстна, как и чиновники, – засмеялся он. – Ну-с?"

Денег мне не платили, я жил на всем готовом во дворце князя. Выполнял и обычные секретарские обязанности, и всевозможные щекотливые, как в случае с Северским. Ваше имение не первое и далеко не последнее, захваченное им.

– Но зачем? Юсуфов и так невероятно богат!

– Во-первых, он жаден, во-вторых, вести жизнь честного, порядочного человека ему скучно. У него, как у породистой лошади перед скачкой, раздуваются ноздри и горят глаза, когда он придумывает, как отнять у кого-нибудь имущество или разорить конкурента.

Я попал в рабство. Поначалу пытался узнать, сколько лет буду отрабатывать. "До смерти", – ответил князь. Не сомневаюсь: он имел в виду мою кончину. Периодически работавшие на него люди пропадали, появлялись другие. Нотариусы, шулера, фармацевты (у одного из них я как-то стащил цианистый калий) рано или поздно узнавали слишком много, и князь давал кому-нибудь поручение от них избавиться. Были у него подручные, способные и на такое.

Кстати, Шулявский меня не видел, его провели через тайный вход с улицы. Но князь не догадывался, что я нашел способ подслушивать разговоры в его кабинете. Думаю, вместо обещанного миллиона пан Анджей получил бы нож в сердце, уж слишком жаден Игорь Борисович.

Меня постигла бы такая же участь, но снова спасли длинные уши – Юсуфов отдал приказ о моем убийстве. Наверное, новый кандидат нашелся на место секретаря. Вечером мне поручили доставить письмо в самый конец Фонтанки – туда бы и сбросили мое тело.

Приглашение на свадьбу от Северского поступило накануне, я просто не успел о нем доложить. Забрав закладную (Юсуфову подложив копию), я отправился сюда. Письмо от имени князя и доверенность написал уже по дороге, благо печаткой с инициалами Юсуфова обзавелся заранее. Оставалось получить вексель. Уже нотариусов вызвал, уже в руках подержал – и тут Северские в Петербург собрались. Что прикажете делать?

– А Шулявский?

– Пока перед десертом все гуляли, я его комнату обыскал. Зря поляк сережки при себе держал, живым бы уехал. Когда ночью я вышел из покоев князя, услышал: кто-то спускается. Аккуратно выглянул – Тучин. Мысль и мелькнула, как сережки заполучить. Потом ему улики и подбросил.

– А вы не боялись, что Юсуфов предпримет розыск, когда ему доложат, что вы не появились на Фонтанке? – спросил Тоннер.

– Я и о том позаботился. В кухмистерской, куда зашел перекусить перед дорогой, обедал господин, отдаленно меня напоминавший. Я предложил за небольшую плату принять участие в розыгрыше доброго приятеля, поджидавшего меня на Фонтанке. Одолжил крылатку, показал, как прихрамываю…

– Вы – чудовище! – Денис бросился с кулаками на Рухнова.

Исправники с трудом скрутили разъяренного юношу.

– А на суде дадите показания против Юсуфова? – спросил у Рухнова Терлецкий.

– На суде? – усмехнулся Рухнов. – Сомневаюсь, что я до него доживу. У Юсуфова везде связи имеются. Зарежут меня прямо в тюрьме.

– Мне вас, голубчик, нисколечко не жалко, – припечатала старуха Северская.

– А кто мне рисуночки отправил? – спросила вдруг Маша Растоцкая. Все тайны прошедших трех дней были раскрыты, кроме одной, касавшейся непосредственно ее.

– Как кто? – удивился Рухнов. Уголки его губ ехидно скривились. Хорошо Маша на него уставилась, не заметила, как густо покраснел Митя. – Это…

– Это Михаил Ильич послал, – перебил Рухнова Терлецкий. Тот изумленно на него уставился, но Федор Максимович так многозначительно поиграл желваками, что преступник препираться не стал.