Средневековые убийцы - Проклятый меч

Конечно, я исходил из предположения, что старик прикован к постели, но на самом деле мне об этом никто не говорил. По тому, как крепко он держал свой меч или так же крепко схватил за руку племянницу, можно было сделать вывод, что Элиас все еще обладал изрядной физической силой. Стало быть, вполне мог встать с кровати и выбраться из дома во двор. А с другой стороны, его ранили в голову. Причем рана была большой и глубокой. Выходит, он не мог быть ранен во дворе, поскольку на снегу не осталось абсолютно никаких следов борьбы или просто присутствия постороннего человека. Кроме того, на снегу должно быть гораздо больше крови, хотя она вполне могла впитаться. Итак, мог ли Элиас самостоятельно выйти во двор с такой смертельной раной на голове? И вообще, способен ли старый человек сделать хоть несколько шагов в таком состоянии? Из рассказов своего приятеля из Королевской труппы, который много лет назад принимал участие в войне с Голландией, я знал, что раненые в запале сражения совершали неслыханные поступки и проявляли редкую живучесть, после чего падали замертво. Значит, можно предположить, что старик Элиас выскочил во двор, убегая от своего преследователя. Но тот почему-то не последовал за ним, поскольку на снегу не осталось других следов (кроме моих собственных).

Но кто-то все же находился в прихожей в то время. У меня не было на этот счет никаких сомнений, ведь, спустившись вниз, я подошел к парадной двери и увидел, что она заперта на засов. Значит, кто-то запер дверь на засов уже после того, как Элиас вышел во двор. Может быть, это сделала Абигейл или Марта, которая решила проверить входную дверь и при этом не знала, что в это время во дворе лежит тело умирающего или уже умершего на снегу Элиаса?

Или события развивались по другому, более вероятному сценарию? Может, человек, причастный к смерти старика Элиаса, стоял на пороге и ждал, пока тот умрет? А убедившись, что хозяин дома скончался, запер дверь на засов? Конечно, оставить на снегу умирающего человека крайне глупо, но как можно убрать тело, не оставив при этом своих следов на снегу? Возможно, убийца, кто бы им ни был, рассчитывал, что смерть Элиаса воспримут как несчастный случай. И это действительно могли счесть нелепой случайностью, если бы не проклятый меч и пятна крови. Зимой на улицах Лондона замерзает огромное количество мужчин, женщин и даже детей, так почему в глухом уголке Кембриджшира все должно быть иначе?

Однако эту смерть вряд ли можно отнести к числу естественных. Как же это случилось? Я попытался еще раз представить себе ход событий.

В этом деле присутствует несколько сверхъестественных факторов. Хранившийся в доме меч прочно связан с легендой, будто он может летать по воздуху и по своему усмотрению поражать противника. Кроме того, все постоянно твердили о его удивительной способности приносить несчастье всем своим владельцам. Из этого можно сделать совершенно невероятное предположение, что меч сорвался с крючков на стене и нанес Элиасу смертельную рану. Что это, божественное или дьявольское вмешательство? Нет, скорее похоже на религиозное суеверие (выражаясь словами Катберта), и только так я могу ответить на это. Еще одна безумная мысль, посетившая меня в этот момент, заключалась в том, что старик Элиас сам нанес себе смертельную рану, а потом зачем-то поплелся во двор. Оставалось допустить еще более безумную идею, будто к смерти старика каким-то странным образом причастна обезьяна Грант. Этот самец какое-то время действительно находился в гостиной на исходе ночи. В этом у меня не было никаких сомнений, поскольку его следы я обнаружил на полу перед камином. Вполне вероятно, Грант видел убийцу своего хозяина и стал невольным свидетелем последних минут его жизни. Разумеется, сам Грант не может ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Впрочем, выражаясь точнее, никто не смог бы правильно интерпретировать его нечленораздельные звуки.

Нет, слишком туманно для ясного понимания.

Оставив глупые предположения о летающих мечах и говорящих обезьянах, я с горечью констатировал, что это убийство было делом рук человеческих и указующий перст направлен только на одного из них — Н. Ревилла. Но это был не я, не человек, сидящий в данный момент на крышке сундука в спальне покойного. Так кто же тогда? Кто имел хоть какие-то основания покончить с Элиасом Хэскиллом? Ответ очевиден: любой из потенциальных наследников, расстроенных его игрой и надеющихся поскорее прибрать к рукам предполагаемое богатство.

Так, еще раз надо прояснить сложившуюся ситуацию.

Я встал с сундука, чтобы немного размять ноги. Эндрю тут же лениво шевельнулся у двери, но я не обратил на него никакого внимания. Потянувшись, я медленно направился в дальний угол, где находилась клетка с обезьяной. Откровенно говоря, слово «клетка» здесь было неуместным, поскольку Грант мог спокойно входить и выходить из своего пристанища в любое время. На дверце не было никакой защелки или крючка, с помощью которого удалось бы ее запереть. Самец сидел в углу клетки, согнувшись и понуро повесив голову. И только легкое подрагивание бровей свидетельствовало, что он не спит. В этот момент меня неожиданно поразила мысль, что это существо скорбит о смерти Элиаса гораздо более искренне, чем остальные обитатели этого дома, за исключением, разумеется, его племянницы Марты. Однако Грант все же не забыл своих старых привычек — на полу в глубине клетки я заметил какой-то блестящий предмет. Осторожно открыв дверцу, я протянул внутрь руку, но злобный оскал и глухое рычание животного заставили меня быстро убрать ее. Тем не менее я успел хорошо разглядеть этот предмет и, отойдя от клетки Гранта, стал расхаживать по комнате, чем изрядно встревожил сидевшего у двери Эндрю.

Но я не просто мерил комнату шагами, а внимательно осматривал ее, стараясь обнаружить хотя бы малейшие признаки борьбы или соответствующего ей беспорядка. К сожалению, ничего подозрительного я не заметил. Возможно, мебель немного передвинули, но поскольку комнату переполняло множество вещей, определить это было практически невозможно. Не обнаружил я и каких бы то ни было следов крови, хотя старый и изрядно потертый пол почему-то покрывала солома, причем в некоторых местах совсем свежая, — вероятно, чтобы устранить приторный запах смерти. Я посмотрел туда, где над камином совсем недавно висел меч. Металлические крючки пустовали, хотя на стене остался след от клинка, отпечатанный на пыльной поверхности. Должно быть, он много лет висел здесь, но сейчас, в отличие от тела хозяина, так и не занял свое почетное место.

Я вспомнил, как держал его в руке и пристально вглядывался в странные надписи на обеих сторонах клинка. Они были сделаны на латыни и с трудом прочитывались после стольких лет и сражений, оставивших на нем свои отметины. Однако я неплохо знал латынь, за что до сих пор благодарен отцу, пастору приходской церкви, который настойчиво убеждал меня учить этот язык (нередко с помощью ремня). К тому же у меня острый глаз, хотя поначалу я не придал этим надписям никакого значения. Сейчас я довольно точно вспомнил их, как будто они были у меня перед глазами. Первая говорила о человеке, который ложью убивал свою честь, а на другой стороне лезвия была совершенно иная цитата о том, что Бог любит щедрого дарителя, а скупого все презирают. Кто же явился в данном случае тем самым скупым человеком, которого все презирали? Может, Элиас Хэскилл, накопивший немало богатства за свою жизнь, а потом устроивший хитроумную игру со своими наследниками? Мне стало интересно, кому предназначались эти слова — человеку, завладевшему этим мечом, или тому несчастному, которого он поразил своим острием?