Роберт МакКаммон - Мистер Слотер

— Н-ну… — Довхарт нервозно глянул на Мэтью и снова на индейца. — Кажется… была у меня старая сумка для стрелка вон на той полке сверху. Должна подойти.

Прохожий нашел ее и подал Мэтью. Сумка была из оленьей шкуры с ворсом, с затягивающейся горловиной и с кожаным наплечным ремнем.

— Ну, что? Закончили уже меня грабить? — спросил хозяин, несколько покраснев.

— Я не забуду твою добрую волю, — ответил Прохожий. — Как только пойдет пушнина.

— Надеюсь, что это будет скоро! Я уже месяц как жду вороха хороших шкур.

Мэтью, в оленьей куртке и новых чулках, с пистолетом и припасами в новой сумке, попрощался с Довхартами — хозяин все сокрушался о понесенных убытках, а хозяйка не могла оторваться от зеркала, — и вышел за Прохожим в надвигающиеся сумерки. Снова моросил дождь, обещая ненастную ночь. У Мэтью заурчало в желудке, и он обернулся в сторону одинокой маленькой таверны, где на вывеске так и было написано: «Таверна».

— Пошли поедим, я плачу.

Конечно же, хозяин таверны примет серебряное кольцо с гравировкой за две миски кукурузного супа и пару ломтей какого-нибудь мяса.

— Мне туда нельзя, — ответил Прохожий, не замедляя шага. — Там только англичанам и голландцам.

— А! Понимаю.

— Говорят, что от нас пахнет, а это портит гостям аппетит. — Еще несколько шагов он прошел молча. — Дом констебля Абернети — за поворотом. Я могу найти место, где Слотера сбросила лошадь и где он ушел в лес. Но это нужно сделать до темноты. Придется пройти милю или две. Ты сможешь?

«Смогу ли?» — спросил себя Мэтью. Огни таверны оставались за спиной, будто последний призыв цивилизации перед… перед тем, что ждало впереди.

— Смогу, — ответил он.

Прохожий перешел на медленный бег. Мэтью стиснул зубы и постарался не отставать.

Они продирались по густому лесу, росшему вдоль дороги прямо напротив дома констебля Абернети. Пройдя так милю и три четверти, Прохожий объявил:

— Здесь остановимся.

Решение имело стратегическую важность, поскольку выбранное место находилось среди больших валунов в неглубокой лощине, над которой нависали сосны. Прохожий быстро нашел упавшие сосновые сучья и с помощью Мэтью накрыл ими крест-накрест пространство между двумя самыми большими камнями. На них сверху набросали ветви поменьше и хвою, чтобы получше закрыться от моросящего дождя. Мэтью не возражал промокнуть в эту ночь, но все же мог оценить любое улучшение комфорта.

Прохожий не закончил обустройство лагеря — как только был готов навес, он стал разводить огонь с помощью кусочков сосновой коры и белой бересты — самых сухих из всех, что ему удалось найти. Искру добыли вовсе не путем трения палочек друг о друга, как ожидал Мэтью, а способом, которым мог бы воспользоваться любой английский траппер или кожаный чулок: кремнем и сталью. Прохожий действовал энергично, но терпеливо, подкармливая тонкие язычки пламени сперва кусочками коры, потом веточками. В конце концов получился вполне приличный костер, дающий сколько-то тепла.

Индеец уже снял лук и колчан, а заодно пояс с ножом и мешок из сыромятной шкуры. Привалившись спиной к валуну, он погрел руки над костром, потом развязал мешок и достал черный маслянистый с виду кусок вяленого мяса размером с кулак. Отрезав ломоть, протянул его Мэтью, который не стал гадать, что это — говядина, оленина, кабанятина или бобровый хвост. Вполне мог быть хвост, судя по вони, но жевать было приятно, а глотать — лучше, чем грудинку у Салли Алмонд. Прохожий тоже поел немного, дал Мэтью еще ломтик и убрал остаток.

— И это все? — спросил Мэтью.

— Этого хватит.

Теперь Мэтью понял, почему индеец такой тощий. Но хотя его грыз голод, он не стал просить добавки. Сейчас он получил возможность посидеть и вытянуть ноги — интересно, удастся ли ему когда-нибудь встать. Утро будет временем битвы разума с материей.

Сейчас, сидя в тепле оранжевого пламени, он почувствовал, насколько устал, насколько близок был к тому, чтобы просто свалиться. Но знал, что стоит ему закрыть глаза — и он увидит изувеченный труп в доме Джона Бертона и услышит басистое гудение мух.

Прохожий, как и обещал, обнаружил место, где кобыла Абернети сбросила Слотера. Индеец нагнулся, отыскал следы Слотера на опавших листьях и сказал Мэтью, что их дичь уходит в леса на северо-запад. Очевидно, решил Мэтью, не хочет пока выходить на дорогу, намерен оставить хотя бы несколько миль между собой и констеблем с теми людьми, что охотятся за его шкурой. Мэтью предположил, что Слотер либо изменит курс, чтобы выйти где-то на дорогу, либо будет пробираться в Филадельфию лесными тропами.

— Выступаем с первым светом, — сообщил Прохожий, подкладывая веточек в огонь. И добавил: — Это значит, что с первым светом мы уже выступим.

— Я понял.

Прохожий посмотрел на него бесстрастно:

— Ты хорошо сегодня шел.

— Для англичанина?

— Да.

— Спасибо, — ответил Мэтью.

Как у него получится пойти завтра — это уже другой вопрос.

— До вечера можем его настичь, если пойдем быстро, а он — медленно. Я надеялся, что он ранен, но он невредим.

— Плохо, — заплетающимся языком ответил Мэтью. У него едва-едва хватало сил держать открытыми глаза.

— Да, это нам не повезло. Зато и лошадь он себе не раздобыл. — Прохожий поправил плащ. — Мэтью, слушай меня.

Что-то в его голосе заставило Мэтью вынырнуть из темноты.

— Я сейчас буду спать. Демоны меня найдут. Ты не должен меня будить, что бы ты ни услышал. И не прикасайся ко мне. Тебе ясно?

— Да.

Прохожий ничего больше не сказал, только свернулся под плащом и исчез в его складках.

Мэтью посидел еще минуты две, потом подбородок у него упал на грудь. Огонь продолжал гореть, тепло успокаивало. Мэтью вытянулся рядом с костром, слушая, как трещат дрова, как тихо шелестит дождь по крыше из веток. Перед глазами вновь возник кровавый ужас дома Бертона, пес со сломанной спиной и разбитое лицо Тома, но хуже всего было то, что мысленным взором он видел Слотера на свободе, где-то в этой ночи, шагающего вперед и вперед, милю за милей — чудовище, идущее по полям резни.

Потом сон сжалился над ним, и внезапно он провалился в полное забытье.

И так же внезапно проснулся.

И лежал тихо-тихо, еще в тумане спросонья, прислушиваясь к звукам ночи.

Далеко-далеко ухнула сова. Потом второй раз, и третий.

Дождь перестал, подумал Мэтью. Больше не было его слышно.

Снова сова. Та же или другая? Вроде бы эта с другой стороны, и ближе к лагерю.

Он открыл опухшие со сна глаза. Огонь догорел до красных угольков.

Из-под плаща Прохожего раздался снова пронзительный крик, все выше и выше, под конец как отчаянный вздох или мольба о пощаде. Потом тишина, и наконец крик взметнулся снова, сделался прерывистым и хриплым, превратился в сдавленный стон.