Майкл Кокс - Смысл ночи

Мисс Тредголд устремила задумчивый взор в черную пасть огромного камина.

— Спору нет, она была очень красива, но оставляла впечатление хрупкости и уязвимости, точно изысканный рисунок на стекле. Да, ее красота казалась слишком совершенной, чтобы вынести все страдания и невзгоды, что сопровождают человеческую жизнь. Когда она посмотрела мне прямо в глаза, прежде чем поприветствовать коротким кивком, я почувствовала необъяснимую печаль, даже жалость. Любая красота тленна, подумалось мне, и люди, наделенные необычайной телесной красотой, наверняка постоянно сознают это. Сама я была невзрачна, в чем отдавала себе отчет. Однако я не позавидовала леди Тансор, нисколько не позавидовала, ибо мне почудилось, будто она страдает неким тяжелым душевным недугом, который уже начинал омрачать ее прекрасное лицо… Миледи закончила свои дела с моим отцом, и он проводил ее до парадной двери, где они столкнулись с входящим Кристофером. Я оставалась на первом этаже, в комнате клерков, и хорошо видела всю сцену. Я прекрасно помню, что леди Тансор сильно нервничала: теребила ленточки шляпки и постукивала по полу концом зонтика. Мой отец почтительно предложил проводить ее до кареты, но она отказалась и уже вознамерилась выйти за дверь. Однако тут в дело вмешался мой брат, весьма решительно заявив, что не допустит, чтобы ее светлость спускалась по ступеням и переходила мостовую без сопровождения. Я никогда прежде не видела Кристофера таким галантным и от души позабавилась, наблюдая за ним. Миледи всего лишь коротко поблагодарила его, но, когда он воротился в контору, на лице у него было написано такое блаженство, будто он пообщался с неким божеством. Натурально, я принялась поддразнивать брата, но он довольно резко осадил меня, обозвав глупой маленькой девчонкой, чем глубоко возмутил меня, уже достигшую совершеннолетия… Но я зря насмешничала над ним, мистер Глэпторн, ибо скоро мне стало ясно — по счастью, одной только мне, — что Кристофер воспылал к леди Тансор чувством, совершенно несовместным с его частными обстоятельствами и профессиональным положением. Эта пылкая влюбленность, вполне извинительная для молодого человека, в конечном счете и заставила моего брата принять решение никогда не жениться. Ибо она быстро переросла в безумную, всепоглощающую страсть, от которой он никак не мог отказаться, но все же должен был отказаться. О такой любви слагают стихи поэты, но в жизни она встречается крайне редко. Кристофер так и не признался леди Тансор в своем чувстве, ни единым намеком не дал знать о нем и всегда вел себя в высшей степени пристойно. Порой я опасалась за его рассудок, хотя всю меру своей душевной муки он открыл лишь мне одной. Постепенно брат научился справляться со своей ситуацией, по крайней мере так казалось, и нашел утешение во всякого рода библиографических разысканиях, остававшихся единственной его отрадой в часы досуга. Но кончина леди Тансор стала для него страшным ударом, просто ужасным. Только вообразите, какие страдания претерпел Кристофер, вынужденный по просьбе лорда Тансора присутствовать на погребении ее светлости в Эвенвудском мавзолее. Сразу после похорон он вернулся в Лондон и торжественно поклялся в Темплской церкви, что будет любить миледи до самой смерти и не впустит в свое сердце никакую другую женщину, уповая воссоединиться с возлюбленной в вечности, когда все треволнения и горести бренной жизни останутся позади. Он сдержал клятву и сойдет в могилу холостяком из-за своей любви к Лауре Тансор… Итак, мистер Глэпторн, я рассказала вам все, о чем меня просил рассказать брат, а теперь отдаю вам это. — Мисс Тредголд вручила мне запечатанный конверт. — Вероятно, вам будет удобнее, если я оставлю вас одного на полчаса. — Она встала с кресла и удалилась из гостиной, тихо затворив за собой дверь.

Узнать, что мой работодатель не только был знаком с моей настоящей матерью, но и любил ее всю жизнь, не помышляя о других женщинах! Это поразительное открытие почти в одинаковой мере взволновало и встревожило меня. Мистер Тредголд — просто уму непостижимо! Однако, когда секреты наконец раскрываются, дело обычно не обходится без последствий. Дрожащими руками я вскрыл конверт и начал читать письмо. Я не собираюсь приводить его здесь полностью, но несколько пассажей из него непременно нужно представить вашему вниманию. Вот первый:

Как часто, дорогой Эдвард, хотел я доверить вам одну тайну. Но я находился и по-прежнему нахожусь в весьма сложном положении. Однако последние события — я говорю о смерти мистера Картерета — заставили меня предпринять шаг, который я давно обдумывал, но от которого прежде меня удерживали чувство долга и совесть.

В первый свой визит ко мне вы отрекомендовались доверенным секретарем (кажется, именно так вы выразились) мистера Эдварда Глайвера. Вас интересовало, существовало ли некое соглашение между матерью Эдварда Глайвера и покойной леди Лаурой Тансор. Должен сказать вам (и поверьте, мне очень тяжело признаваться в этом), что я был не вполне честен с вами, рассказывая об обстоятельствах заключения вышеупомянутого договора.

Во-первых, сей документ составлял не мой родитель, мистер Ансон Тредголд, а я сам. Отец тогда тяжело недомогал, а потому после первого короткого разговора с ее светлостью он попросил меня подготовить проект соглашения. Затем я несколько раз встретился следи Тансор частным порядком, вне конторы, дабы согласовать с ней все пункты договора. Позже она вновь явилась на Патерностер-роу и подписала документ в присутствии моего отца.

Составленное мной соглашение, копия которого сейчас находится у вас, предназначалось для защиты миссис Глайвер от возможных неблагоприятных последствий неких действий, кои она собиралась совершить исключительно по настоятельной просьбе леди Тансор. Если честно, я не знаю, имел бы документ законную силу в суде, — мой отец тогда был слишком болен, чтобы тщательно проверить правильность формулировок, и просто заверил бумагу своей подписью. Но миссис Глайвер осталась вполне удовлетворена документом, и на том дело кончилось.

Я сказал вам, что не нашел никаких записей касательно обсуждений, предшествовавших подписанию договора. Это чистая правда: я уничтожил все записи, помимо копии самого соглашения, где ни словом не упоминается об обстоятельствах, в связи с которыми оно составлено. Чем я руководствовался? Простым, но непоколебимым желанием насколько возможно защитить леди Тансор от последствий ее поступка.

Я любил ее, Эдвард, как немногие мужчины любили женщину, — не стану входить здесь в подробности, скажу лишь, что любовь к ней лежала в основе и служила причиной всех моих действий. Любовь к ней являлась единственным моим побудительным мотивом. Я всегда заботился только и исключительно об интересах миледи — о ее прижизненном благополучии и посмертной репутации.