Майкл Кокс - Смысл ночи

— Спору нет, молодой человек весьма талантлив, — говорил мистер Тредголд. — Своим литературным даром он снискал широкую известность, к великому удовольствию лорда Тансора. Но он обнаружил также незаурядную деловую сметливость, что гораздо больше по сердцу его светлости. Думаю, это сыграло немалую роль в решении лорда Тансора оставить наследство мистеру Даунту, а не мистеру Картерету и его потомкам.

Последнее замечание характеризовало моего врага с совершенно новой и неожиданной стороны, о которой мне не терпелось узнать побольше. По словам мистера Тредголда, на свой двадцать первый день рождения Даунт получил в подарок от лорда Тансора двести фунтов. Не прошло и полугода, как молодой человек признался своему покровителю, что по совету старого школьного приятеля вложил всю сумму в железнодорожную спекуляцию.

Лорд Тансор был недоволен. Такого он ну никак не ожидал. Безрассудная железнодорожная спекуляция! Да уж лучше бы мальчик спустил все за зелеными столами у Крокфорда [152] [Знаменитый игорный дом в квартале Сент-Джеймс. (Прим. ред.) ] — в конце концов, несколько благотворных жертвоприношений Фортуне для представителя золотой молодежи обычное дело (хотя сам он никогда не совершал столь легкомысленных поступков). Но это признание, сделанное с самым серьезным видом, оказалось всего лишь своего рода leverde rideau: [153] [Небольшая пьеса, исполняемая перед началом спектакля; прелюдия к чему-либо. (Прим. ред.) ] заметив тень недовольства, омрачившую чело покровителя, Даунт горделиво сообщил (наверняка с самодовольной ухмылкой), что спекуляция оказалась удачной и принесла изрядную прибыль — он умножил вложенную сумму почти вдвое и уже получил деньги на руки.

Его светлость, хотя и порадовался такому известию, склонялся все же к мысли, что Даунту просто крупно повезло. Вообразите же себе его удивление, когда через пару месяцев он узнал, что всю прибыль от первой спекуляции молодой человек вложил во вторую — и с таким же успехом! Лорд Тансор предположил, что у мальчика хороший нюх на коммерческие дела — он знал таких людей, — и по прошествии времени, еще несколько раз удостоверившись в его финансовом чутье, решил доверить подопечному часть собственных средств. Несомненно, он ждал результатов с немалой тревогой.

Но он не остался разочарованным. Вложенная сумма вернулась к нему через три месяца со значительной прибылью. По мнению мистера Тредголда, лучшего способа зарекомендовать себя в глазах лорда Тансора Даунт не мог найти. Приятно, конечно, читать многочисленные похвальные отзывы о литературном творчестве любимца, но теперь в нем обнаружился талант совершенно иного свойства, произведший на лорда Тансора, искушенного предпринимателя, гораздо сильнейшее впечатление, чем все эпические поэмы, вместе взятые. Мало-помалу, с должной осторожностью, его светлость начал поручать Даунту небольшие коммерческие дела, и к настоящему времени его протеже уже приложил руку к ряду чрезвычайно крупных прибыльных сделок.

— Наверное, сейчас мистер Феб Даунт весьма состоятельный человек, — заметил я.

— Надо думать, — уклончиво ответил мистер Тредголд. — Однако, насколько мне известно, от лорда Тансора он не получал ничего, помимо упомянутых мной двухсот фунтов, да и доктор Даунт не помогал сыну деньгами. Видимо, доходы от пущенной в оборот первоначальной суммы позволяют молодому человеку вести нынешний образ жизни.

Я подумал, что надо быть поистине гением, чтобы столь сильно приумножить такую сумму.

— Мистер Феб Даунт сейчас не в Эвенвуде, — сказал мистер Тредголд, смахивая пылинку с лацкана. — Он на западе страны, осматривает земельный участок, недавно приобретенный лордом Тансором. Но у вас еще будет случай познакомиться с ним. Ну-с, Эдвард, я сказал все, что хотел, и мне осталось пожелать вам bon voyage. [154] Доброго пути (фр.). (Прим. перев.) Буду с величайшим нетерпением ждать вашего отчета, письменного или устного.

Мы обменялись рукопожатием, и я уже повернулся к двери, когда мистер Тредголд положил ладонь мне на плечо.

— Будьте осторожны, Эдвард, — тихо промолвил он.

Я обернулся, ожидая увидеть обычную лучезарную улыбку, но лицо старшего компаньона хранило пресерьезное выражение.

Тем вечером я отправился в Блайт-Лодж. Белла находилась в пленительно-игривом расположении духа, и я был совершенно очарован ею, когда мы сидели в личной гостиной Китти Дейли, болтая о разных пустяках и смеясь над пикантными сплетнями из жизни «Академии».

— Ты такая милая, — сказал я, испытывая внезапный прилив нежности к подруге, которая сидела рядом в свете камина, мечтательно глядя на огонь.

— Правда? — Она с улыбкой подалась ко мне, сжала мое лицо в ладонях — кольца, унизывающие длинные пальцы, слегка вдавились в кожу — и нежно поцеловала меня.

— Милая-премилая, просто прелесть.

— Ты сегодня сентиментален. — Она погладила меня по волосам. — Это очень приятно. Надеюсь, дело не в нечистой совести?

— С чего бы вдруг у меня — и нечистая совесть?

— Кто бы спрашивал! — рассмеялась Белла. — У всех мужчин, приходящих сюда, совесть нечиста, признаются они в этом или нет. Чем ты лучше их?

— Обидно слышать такое, когда я всего лишь хотел сделать тебе комплимент.

— Все мужчины прямо-таки мученики.

Она шаловливо ущипнула меня за нос, а потом села на пол у моих ног, положила голову мне на колени и снова задумчиво уставилась в огонь. По оконным стеклам забарабанил дождь.

— Ну не славно ли, — промолвила Белла, поднимая на меня взгляд, — сидеть вот так в тепле и уюте, когда на улице хлещет дождь и завывает ветер? — Она снова опустила голову мне на колени и прошептала: — Я навсегда останусь милой твоему сердцу, мистер Эдвард Глэпторн?

Я наклонился и поцеловал ее надушенные волосы.

— Навсегда.

Назавтра, 24 октября 1853 года, ровно за год до моей случайной встречи с Лукасом Трендлом, я сел на послеполуденный курьерский поезд до Стамфорда и прибыл в гостиницу «Георг» незадолго до наступления темноты.

Следующее утро выдалось пасмурным, дождливым и холодным. По случаю базарного дня в город съехались толпы местных фермеров и рабочих. К полудню гостиница была переполнена шумными румяными джентльменами в грязных сапогах, горящими желанием воспользоваться удобствами заведения.

В столовом зале плавали густые клубы едкого трубочного дыма и витали аппетитные запахи жареного мяса и крепкого пива. В толчее дюжих деревенских жителей, где шныряли взад-вперед официанты с подносами, тотчас же высмотреть человека, предположительно поджидающего меня, не представлялось возможным. Но через несколько секунд в рябящей перед глазами толпе образовалась временная брешь, и я увидел некоего господина, располагавшегося на деревянной скамье у окна, которое выходило в мощенный булыжником внутренний двор гостиницы. Он читал газету, изредка озираясь по сторонам со слегка обеспокоенным видом. Я сразу понял, что это и есть мистер Пол Картерет.