Майкл Кокс - Смысл ночи

Мисс Картерет стояла на ступеньках, спускавшихся к узкой террасе, под которой склон холма круто уходил вниз, к главной подъездной аллее. Там, где ведущая от Храма тропа смыкалась с аллеей, я различил во мраке два мерцающих огонька.

— Так, значит, вы не одна, — сказал я.

— Да, Джон Брайн привез меня в ландо.

Она спустилась еще на несколько ступенек, казалось, потеряв вдруг всякую охоту разговаривать. Но потом, подняв фонарь к самому лицу, повернулась ко мне со взволнованным видом и промолвила:

— Мой отец верил, что за все поступки, совершенные нами в этой жизни, нам воздастся по справедливости в следующей. Вы верите в это, мистер Глэпторн? Прошу вас, ответьте мне.

— Боюсь, мы с мистером Картеретом разошлись бы во мнениях на сей счет. Я отдаю предпочтение более фаталистической теологии.

Лицо мисс Картерет приняло странное сосредоточенное выражение.

— Так, значит, вы не верите в притчу об агнцах и козлищах? Не верите, что те, кто творит добро, узрят рай, а те, кто вершит зло, будут вечно гореть в огне?

— Меня учили верить в это, но поскольку я с детства был далек от совершенства, такая философия меня не устраивала. Ведь впасть в грех до смешного легко, вы не находите? Мне приятнее верить, что я предопределен к милости Божьей. Это лучше отвечает моей природе и, конечно же, избавляет меня от утомительной необходимости постоянно творить добро.

Я произнес эти слова с улыбкой, ибо отчасти предполагал просто пошутить. Но мисс Картерет вдруг пришла в сильное возбуждение и принялась нервно расхаживать по террасе, разговаривая сама с собой приглушенным голосом. Наконец она остановилась возле ступеней, спускавшихся к тропе, и застыла на месте, устремив взгляд в темноту.

Внезапная и с виду беспричинная перемена в ее поведении удивила, даже встревожила меня. Потом я решил, что чувство горя, которое прежде сдерживалось и подавлялось, наконец начало забирать власть над нею здесь, в месте, тесно связанном с воспоминаниями о недавно умершем отце. Я хотел сказать мисс Картерет, самым проникновенным тоном, что ей нечего стыдиться своей скорби о любимом батюшке, но, едва я сошел на террасу, она взглянула на меня, беспокойно сказала, что ей пора домой, и бросилась бегом по тропинке к ландо с Джоном Брайном.

Я не собирался бежать за ней, точно распаленный страстью Оселок за своей Одри, [188] [Одри — деревенская девушка, за которой ухаживает шут Оселок в шекспировской комедии «Как вам это понравится». (Прим. ред.) ] и двинулся по тропе вслед за пляшущим огоньком фонаря со всем возможным спокойствием, хотя и широким энергичным шагом. Когда я нагнал мисс Картерет, она уже сидела в ландо, накрывая колени пледом.

К великому моему изумлению, она сделала пригласительный жест и одарила меня очаровательнейшей улыбкой.

— Если вы уже закончили прогулку, мистер Глэпторн, позвольте отвезти вас к вдовьему особняку. Уверена, вы изрядно находились нынче вечером. Джон, отвезите нас обратно, пожалуйста.

По дороге мисс Картерет пустилась в воспоминания об отце — рассказала, как на следующий день после ее четырнадцатилетия он возил ее на коронацию нынешней королевы [189] [28 июня 1838 года. (Прим. ред.) ] и как по побуждению лорда Тансора одна из шлейфоносиц, леди Аделаида Пегит, представила ее новой монархине, тогда тоже совсем еще юной девушке. Потом она вспомнила о необычной любви мистера Картерета к анчоусам (сама она терпеть их не могла), о его страсти к дельфтскому фарфору (превосходные образцы которого, выставленные почти во всех комнатах вдовьего особняка, я успел заметить) и о его задушевных отношениях с матерью. Каким образом все эти вещи связывались у нее в голове, я не знаю, но она продолжала говорить без умолку о характере и вкусах своего отца, беспорядочно перескакивая от одного воспоминания к другому.

Я обратил взгляд на темную громаду многобашенного здания, испещренную точечками огней, что величественно вздымалась на фоне вечернего неба. Внимание мое на миг привлекли тускло мерцающие красным и синим витражные окна часовни, освещенные свечами, установленными вокруг гроба мистера Картерета. Эвенвудские куранты начали отбивать девять, и я вдруг осознал, что моя спутница умолкла. Когда она вновь заговорила, по ее тону и выражению лица я понял, что она вновь вернулась мыслями к смерти своего отца и грядущим жизненным тяготам.

— Позвольте спросить, мистер Глэпторн, живы ли ваши родители?

— Моя мать умерла. А своего отца я никогда не знал.

Я произнес эти слова машинально, но уже в следующий миг задумался о курьезности своего положения. От чьего имени я говорил сейчас? От имени сироты Эдварда Глайвера, чья мать скончалась несколько лет назад, а отец умер еще до его рождения? Или от имени Эдварда Глэпторна, которого я создал, когда узнал правду о своем происхождении, и который имел двух отцов и двух матерей? Или от имени будущего Эдварда Дюпора, чья мать умерла, но чей отец по-прежнему живет и здравствует здесь — в огромном доме всего в четверти мили от нас?

— Искренне вам сочувствую, честное слово, — промолвила мисс Картерет. — Каждому ребенку нужен отец, наставляющий и подающий пример.

— Не всякий отец пригоден для такой задачи, — заметил я, вспомнив отвратительного капитана Глайвера. — Но вам, мисс Картерет, чрезвычайно повезло с отцом, сколько я могу судить из нашего с ним короткого знакомства.

— С другой стороны, иные дети недостойны своих родителей. — Девушка отвернулась и поднесла руку к лицу.

— Прошу прощения, мисс Картерет, вам нехорошо?

— Нет-нет, все в порядке, уверяю вас.

Но она продолжала смотреть в темноту невидящим взором, приложив ладонь к щеке. Я видел, что она тяжело страдает, и решил еще раз призвать ее без всякого стеснения дать выход своей боли.

— Как человеку, принимающему в вас самое искреннее участие, позвольте мне заметить, мисс Картерет, что горе нельзя держать в себе. Надобно…

Но я не успел закончить свою неуклюжую тираду, ибо мисс Картерет круто повернулась ко мне с оскорбленным видом:

— Не смейте поучать меня по поводу горя, сэр. Я не намерена брать уроки по данному предмету — тем паче у практически незнакомого господина!

Я попытался извиниться за свою бестактность, но она заставила меня замолчать гневным взглядом и еще несколькими резкими словами, после которых мне осталось лишь откинуться на спинку сиденья, в изрядном замешательстве, и промолчать оставшуюся часть пути.

В таком вот неловком молчании мы проехали через рощу и подкатили к вдовьему особняку. Когда ландо остановилось, я заметил, что лицо мисс Картерет снова приняло обычное бесстрастное выражение. Не проронив ни слова, даже не удостоив меня хотя бы мимолетным взглядом, она медленно убрала плед с колен и, опираясь на руку Джона Брайна, вышла из коляски.