Дэвид Дикинсон - Ад в тихой обители

Редактора «Графтон Меркюри» Пауэрскорт застал среди обычного хаоса. Дожидаясь окончания розысков, Патрик Батлер оставил в макете завтрашнего номера место для информации о новом убийстве под сенью древнего собора. На случай опоздания вестей к моменту типографского набора имелись варианты: например, репортаж о хоровых репетициях «Мессии». При вечной озабоченности редактора заполнением всех газетных колонок Пауэрскорта не удивил бы даже очерк Батлера о собственной помолвке. Пришел детектив узнать адрес Феррерзов в Бристоле. Благодаря цепкой памяти журналиста он получил и адрес (Клифтон-райз, 42) и дополнительный ориентир: невдалеке от речного висячего моста.

Без четверти три Пауэрскорта позвали в отделение полиции.

— Найдена голова, — сказал инспектор Йейтс. — У дороги возле деревни Шиптон. Один из моих подчиненных уже везет ее. Не хватает лишь рук и туловища.

— Когда доктор Вильямс осмотрит голову? — спросил Пауэрскорт.

— В шесть в морге. Прибудет и декан; возможно, нам удастся провести опознание.

Пауэрскорт снова ушел к собору. В голове его начинала вырисовываться некая схема. А предстоящий поход в морг напомнил дело, что привело его в морг итальянского города Перуджи, где непосредственно перед покойницкой висело изображение Мадонны, там, в той покойницкой, он опознавал труп лорда Эдварда Грэшема, убившего принца Эдди, старшего сына принца Уэльского. Кольнула мысль, что сегодня на столе прозектора, по-видимому, будет много крови. Впрочем, ведь представлять тело фактически будет лишь голова.

Скользя глазами по соборному фронтону, детектив пытался отыскать в рельефах из потемневшего известняка Каина, убивающего Авеля, и Авраама, заносящего жертвенный нож над Исааком. В эту минуту Пауэрскорт ненавидел себя, не способного поймать убийцу. Жизнь скольких еще матерей, отцов, жен и детей будет разбита притаившимся где-то рядом психопатом? Конечно, это сумасшедший, но не из тех, кого держат в особых клиниках (хотя для всех было бы счастьем его запереть!), это палач, снедаемый безумной злобой, причину которой ему, Пауэрскорту, необходимо разгадать. Нет, это не мученик видений и потусторонних голосов, не бедолага, возомнивший себя Наполеоном или Чингисханом, не блаженный, верящий, что сумеет пройти по воде или птицей полететь с крыши. Этот одержим яростью, толкающей на жесточайшие убийства. Безумной яростью, что позволяет без раскаяния, без капли сожаления жечь и кромсать тела людей в городке, уже тысячу лет славящем милосердие христианского Господа. О, тут действуют не обычные мотивы алчности, ревности, уязвленных амбиций — это убийца совершенно другого порядка.

Поглощенный размышлениями, Пауэрскорт не заметил, как добрел до станции, как, в полной рассеянности, приобрел зачем-то расписание поездов. Факт этот, рассказывал он позже леди Люси, обнаружился лишь поздней ночью, когда он с удивлением вынул из кармана листок с расписанием.

Около шести вечера Пауэрскорта и старшего инспектора Йейтса провели в дальнее больничное помещение без вывески. Стоявший у окна декан нервозно поглядывал на свои часы.

— Без четверти семь у нас сегодня месячный отчет епархиальной финансовой комиссии, — пояснил он новоприбывшим, продолжая созерцать дворик за окном. — Надеюсь, эта малоприятная процедура не заставит меня опоздать. С финансовой отчетностью всегда надо быть начеку. Когда предполагается собрать все тело? — повернулся он к старшему инспектору, словно упрекая того за нерадивость.

— Только что нами получены еще два фрагмента, найденные рядом с деревней Слэйп, — доложил инспектор полиции. — Их сейчас осматривает доктор Вильямс.

Слэйп, Билтон, Шиптон… Пауэрскорт пытался вспомнить, где ему совсем недавно попадались названия этих соседних деревень. В редакции, в очерках и корреспонденциях из прошлогодних номеров «Графтон Меркюри»? На гробницах собора, в перечнях владений щедрых дарителей храма? Вдруг вспомнилось. С охватившей печалью вспомнилось, где это было: Билтон, Шиптон, Слэйп… — на скамьях хоров, на табличках с хранимыми для памяти потомков именами особо набожных, почтенных, давным-давно живших на свете комптонцев. И расчлененный труп, по-видимому, останки пропавшего ночью хориста, чьи части тела разбросали по местам с названиями, которые бедный певец каждый день видел рядом, вознося хвалы Господу.

— Извините, если чуть опоздал. — Одетый в белый халат доктор Вильямс выглядел вконец измотанным. — Прошу вас, джентльмены, следуйте за мной.

Тянувшийся ярдов на пятьдесят коридор привел к распахнутой массивной двери. Стены помещения были окрашены в немаркий, гигиеничный серый цвет, под потолком тускло мерцала пара голых лампочек. В центре, посреди длинного, широкого стола лежало что-то, покрытое белой простыней. Воздух удушливо смердел кровью и карболкой. «Смертью и дезинфекцией», — подумал Пауэрскорт.

— Одну секунду, джентльмены, — сказал доктор, заняв место во главе стола.

— Приготовьтесь, пожалуйста, декан, — негромко предупредил старший инспектор. — Возможно, вы узнаете покойника.

Доктор снял простыню.

— Нам удалось собрать все части трупа, — показал он приложенные друг к другу фрагменты. — Как медик должен сообщить, что внутренности и желудок при расчленении были вырезаны. — Несмотря на бледность, говорил врач вполне спокойно. — Мы попытались по возможности отчистить голову. Слабое утешение, но результат исследования убеждает, что погибшего убили, перерезав ему горло. Таким образом, расчленяли уже мертвеца.

Декан с ужасом вгляделся в отрубленную, синюшную у шеи голову в багровых пятнах ссадин.

— Я узнаю его, — сказал он тихо. — Это Эдвард Гиллеспи, один из наших певчих.

Склонив голову, декан зашептал молитву. Доктор Вильямс снова накрыл останки простыней. Пауэрскорта настойчиво преследовали слова старого Питера, полвека наблюдавшего богослужения в соборе. Каждый день, говорил этот старик, священники в речах и ритуалах вспоминают жестокую казнь, говорят о мучительных ранах, о пробитых гвоздями ладонях и стопах, об истекающем кровью теле распятого, умирающего на кресте Спасителя. А вот сейчас на столе больничного морга плоть настоящего разрубленного тела…

По возвращении в маленький холл перед мертвецкой Пауэрскорт обратился к декану и Йейтсу:

— Мне кажется, джентльмены, важно решить, какую информацию давать в газете, и это целиком на ваше усмотрение. Я разговаривал днем с Патриком Батлером; он, в общем, знает насчет нового убийства. Но разрешать ли ему публиковать все детали? Насколько это в интересах полицейского следствия, старший инспектор? Какова точка зрения соборного руководства, декан?