Жан-Франсуа Паро - Убийство в особняке Сен-Флорантен

Николя попросил у Семакгюса очки: корабельный хирург все чаще вынужден был прибегать к помощи сего прибора, и это его ужасно раздражало его. Получив очки, Николя сложил их пополам, дабы стекла оказались друг над другом, и воспользовался ими как увеличительным стеклом. Внимательно оглядывая бонбоньерку, он в конце концов отыскал клеймо в виде головы легавой собаки. Удовлетворенно вздохнув, он открыл коробочку.

— Друзья мои, — объявил он, — это коробочка для пилюль…

Пристально рассмотрев ее содержимое, он вскрикнул от неожиданности.

— Шпанская мушка! Какое отношение может иметь афродизиак к этой девушке?

— Возможно, она была девушкой для утех, — произнес Семакгюс. — Эти жучки помогают наименее отважным мужчинам и способствуют возбуждению матки у самых холодных женщин.

Николя знал, что в области афродизиаков познания Семакгюса отличались исключительной глубиной, но он до сих пор не мог понять, являлись ли причиной тому медицинские штудии или опыт бывшего либертена. Еще он подумал, что в ходе расследования этот афродизиак появился уже второй раз. Тотчас мысль повлекла его дальше.

— Рабуин, — спросил он, — как ты считаешь, каким образом этот предмет мог попасть на глаза работникам? Впрочем, мы обязаны отблагодарить их за честность.

— Скорее всего, он выскользнул из кармана ее платья… Там есть кармашек…

Николя размышлял, пытаясь соединить воедино разрозненные сведения. Ему не хватало одной детали.

— Мне необходимо знать, какой путь проделала телега и за какое время, если, конечно, это возможно. Так что приведите мне возницу.

Толстяк с выпученными глазами выступил вперед.

— Вам следует знать, господин комиссар, что телеги подъезжают сюда беспрерывно, одна за другой, в течение всего дня. Последняя прибывает около трех часов ночи, ее возница возвращается сюда к семи утра, чтобы забрать ее. Но сегодня он не пришел…

— Интересная подробность, которая сама по себе ограничивает возможное время совершения преступления. Если Семакгюс сумеет внести кое-какие уточнения, мы подберемся совсем близко к истине, — проговорил Бурдо.

— Совершенно справедливо, Пьер, — поддержал его Николя. — Итак, выстраиваем план кампании. Тело надо отвезти в мертвецкую, где господин Семакгюс произведет тщательный его осмотр. Если, разумеется, вы, Гийом, не возражаете.

Хирург кивнул в знак согласия.

— Пьер и Рабуин, вам два задания. Найдите мне возницу этой колымаги. Я хочу допросить его. А бонбоньерку или коробочку для пилюль — называйте как хотите — мне хотелось бы показать эксперту, способному определить ее происхождение. Это ценный предмет, и я не сомневаюсь, что можно отыскать его изготовителя. Исходя из того, что он скажет…

Он взглянул на часы.

— Встречаемся в Шатле ровно в шесть. Бурдо, что у вас еще по второй жертве?

Мысли вихрем проносились в голове Николя.

— У нас, к сожалению, имеется всего лишь экипаж доктора, — произнес он, отвечая самому себе.

— Нет, — сказал Бурдо, — я на всякий случай нанял еще один, он следовал за нами. Что же касается второй жертвы, то удача мне улыбнулась. Мои осведомители быстро обнаружили, что ниточка ведет в мир любителей галантных похождений. В этом мире все всех знают, и стоит кому-нибудь исчезнуть хотя бы ненадолго или изменить привычки, как начинается переполох, словно на птичьем дворе.

Выбив трубку и спрятав ее в карман, инспектор извлек на свет очки и, расправив бумагу, принялся читать:

— Девица Жюли Жанна Маро, уроженка Шампани, из деревни Сюзонкур, девятнадцати лет от роду. Сирота; отец и мать жительствовали в той же деревне, владели виноградником; прибыла в Париж год назад, хотела наняться в услужение. Встретила даму Ларю, акушерку с улицы Бур-Лабе, промышляющую сводничеством. Ларю продала ее одному малому, из числа своих знакомцев, с которым у нее давние отношения, и тот, несмотря на крики и протесты девицы, лишил ее девственности, и мамаша Ларю принялась беззастенчиво торговать ее прелестями. Быстро поняв, что она не имеет от своих трудов никакого дохода, девица ушла от нее и устроилась у мамаши Иларии, в тупике Сен-Фиакр. Сводне она понравилась, та стала заботиться о ней, и вскоре девица стала украшением ее сераля. Ее прозвали Этуаль и известили всех, что взошла новая звезда. Вакханалии пришлись девице по вкусу, и она стала принимать участие в вечерах и ужинах, где царил самый неприкрытый разврат.

— Мои поздравления! Однако поиски надо продолжить. Кто был ее покровитель? А может, их было несколько? Кроме денежных поклонников, у нее наверняка был какой-нибудь смазливый вертопрах для собственного удовольствия. Какие места она посещала? Словом, ищите, вы прекрасно знаете, как браться за такое дело, и выполните все лучше меня.

Труп водрузили на повозку караула, набросали поверх тряпья, и кортеж двинулся в сторону города. Опустив окошко, Николя высунулся из кареты и окинул взором отходившую вбок улицу.

— Не забудьте про скотобойню возле Инвалидов, это совсем рядом с нашим благословенным островом. Проверьте, не останавливалась ли там эта колымага.

Он рассуждал громко, но Семакгюс лишь слушал его, не считая нужным отвечать.

— Нам крайне необходимо определить, когда и где тело бросили на кучу кишок, — то ли для того, чтобы его нашли, то ли для того, чтобы оно бесследно исчезло в котле на острове Лебедей.

— А как же бонбоньерка? — спросил Семакгюс. — На дорогих безделушках часто пишут имя дарителя или одариваемого.

— В этом-то и загвоздка! Не верю, что такое сокровище забыли, тем более, девушка была полураздета. Уверен, коробочку специально засунули в одежду, чтобы привлечь внимание к трупу.

— Вот вы и ответили на свой вопрос. Кто-то хотел, чтобы тело было найдено.

— Без сомнения. Продолжим. Убийца кладет тело на кучу кишок и засовывает в одежду бонбоньерку, в надежде, что жертву обнаружат.

— Согласен, но на коробочке нет ни одного имени!

— Вы правы, совершенно правы!

И он дружески хлопнул по плечу озадаченного Семакгюса.

— Разве самая большая хитрость состоит не в том, чтобы суметь притвориться, что ты попал в ловушку, которую тебе расставили?

— Я вас не понимаю.

— Не кажется ли вам, что мы имеем дело с изощренным умом? Эта бонбоньерка призывает нас делать ставку на нашу сообразительность.

Семакгюс забеспокоился: похоже, Николя лихорадило. Неужели бред, который он несет, является последствием вчерашнего ранения?

— Я окончательно перестал понимать вас.

— Все правильно, все верно. Подумайте. Если бы эта бонбоньерка, явно дающая нам нить для поиска, вывела бы нас к своему владельцу или к тому, кто получил ее в подарок, мы бы непременно занесли обладателя сей коробочки в разряд подозреваемых. А, значит, тот, кто специально подбросил нам эту улику, добился бы своей цели, из чего следует, что мы не можем рассматривать эту вещицу как прямую улику.