К. Сэнсом - Соверен

Редвинтер не издавал ни звука. В темноте я с трудом различал очертания его тела на противоположной койке. Представив, что он лежит без сна и в его воспаленном мозгу бродят бог весть какие мысли, я беспокойно заерзал. Оставалось надеяться, что сосед мой спит.

Тюфяк немного согрел меня. Я задремал, однако вскоре очнулся от холода. Небо, расчерченное квадратами оконной решетки, начало светлеть. Дождь так и не прекратился. Через некоторое время я снова забылся, погрузившись во власть невероятно отчетливых кошмарных снов. В одном из них меня, закованного в цепи, повели на аудиенцию к королю.

Он возлежал на роскошной кровати в том самом павильоне, где мы некогда имели разговор с леди Рочфорд. Ночная рубашка, в которую был облачен король, не скрывала жирных складок ужасающе грузного тела. Складки пришли в движение, когда Генрих попытался сесть. Я отметил также, что он почти лыс: жалкие остатки рыжеватых волос обрамляли круглую плешь.

— Полюбуйся, что ты наделал, мерзавец! — возопил монарх, грозно сверкнув взглядом.

Он отбросил одеяло, и я увидел на одной из его тумбообразных ног широкую черную полосу, на которой росли грибы вроде тех, какими отравился Бродерик.

— Ты дорого заплатишь за это, Блейбурн! — заявил король, буравя меня ледяными глазами, столь похожими на глаза Редвинтера.

— Но я вовсе не Блейбурн!

Я умоляюще простер к королю руки, но солдаты остановили меня, потянув за цепи. Раздалось лязганье, и наручники болезненно впились в мои запястья.

Я проснулся от собственного стона.

Боль в запястье была самой настоящей, наручник глубоко впился в мою неловко согнутую руку. Лязганье тоже раздавалось наяву, ибо кто-то поворачивал ключ в дверях. В камеру вошли оба тюремщика — толстяк и его молодой помощник. Еды они на этот раз не принесли, и лица их не предвещали ничего хорошего. Сердце мое бешено заколотилось, внутренности мучительно сжались.

Тюремщики, едва скользнув по мне глазами, повернулись к сидевшему на койке Редвинтеру. Судя по его недоуменному взгляду, со сна он не вполне понимал, где находится.

— Идемте, приятель, — сказал толстяк, заставляя его встать на ноги. — Сэр Джейкоб хочет с вами побеседовать.

— Никуда я не пойду! — воспротивился Редвинтер. — Я ни в чем не виноват! Это Малеверера надо допросить с пристрастием! А я — верный слуга короля и архиепископа Кранмера. Пусти меня немедленно, болван!

Он попытался вырваться, но тюремщик отвесил ему хорошую оплеуху, затем схватил за волосы и заглянул прямо в глаза:

— Прекрати дурить, приятель! Иначе мы потащим тебя волоком!

Редвинтер, оглушенный ударом, сразу притих и позволил вывести себя из камеры. Оказавшись в коридоре, он пришел в себя, ибо до меня донеслись его пронзительные вопли. Судя по всему, тюремщикам все же пришлось тащить его волоком, а он, упираясь скованными ногами, призывал проклятия на голову Малеверера и грозил тюремщикам страшными карами. Я сел на койке, стараясь унять дрожь.

«Вскоре они придут за мной», — вертелось у меня в голове.

Прошло несколько часов.

Снова начался прилив, шлепанье дождя по речной воде стало громче. Прежде мне рассказывали: иногда вода поднимается так высоко, что заливает камеры и заключенные тонут. Впрочем, подобная смерть страшила меня ничуть не больше, чем дыба и прочие орудия пыток. Со странным чувством страха и ожидания я наблюдал, как серые волны плещутся все ближе от зарешеченного окна. Скрежет ключа в замке отвлек меня от этого занятия.

«Настал мой черед», — с замиранием сердца понял я.

На пороге камеры стоял Барак, за спиной у него маячил молодой тюремщик. Не помня себя от радости, я бросился к Бараку и, потрясая цепями, схватил его за обе руки.

— Джек, Джек! Слава богу, вы пришли!

Столь бурное выражение чувств заставило моего помощника покраснеть от смущения. При виде моих цепей он покраснел еще сильнее.

— Давайте сядем, сэр, — сказал он, осторожно сжав мою руку повыше локтя.

Барак помог мне дойти до кровати и обернулся к тюремщику:

— У нас есть полчаса, верно, дружище?

— Да, — кивнул парень. — За шесть пенсов вы можете болтать с вашим другом полчаса. А если вы принесли ему какой-нибудь гостинец, скажите мне. За это тоже придется заплатить.

С этими словами он вышел из камеры, оставив нас вдвоем.

Барак опустился на койку Редвинтера. Я заметил, что вид у него усталый. Судя по обеспокоенному выражению его лица, новости, которые он мне принес, были отнюдь не утешительными.

— Это койка Редвинтера, — сообщил я с косой усмешкой.

— Редвинтера? Неужели вас держат в одной камере с ним?

— Да, и признаюсь, соседство не из приятных. Этот человек совершенно обезумел, Джек. Боюсь, со мной произойдет то же самое, если я здесь останусь. Сейчас Редвинтера увели на допрос. Одному богу известно, что ему придется вынести. Что до меня, я особой выносливостью похвастать не могу.

— А те, кто ею хвастает, ломаются так же быстро, как и все прочие, — заметил Барак. — По правде говоря, выглядите вы так, словно вас уже пытали! Скажите, что вам принести?

— Прежде всего, одеяла и сухую одежду. Без них я совсем пропаду.

Я почувствовал, как слова застревают у меня в горле, а к глазам подступают слезы.

— И разумеется, какой-нибудь еды. После я вам заплачу.

— Можете не волноваться, все будет вам доставлено.

— Благодарю вас. Господи боже, Джек, знали бы вы, как я рад вас видеть! Прошу вас, говорите, говорите! Я хочу убедиться, что мир за пределами этой камеры по-прежнему существует. Где вы поселились, у меня?

— Где же еще? Я решил, что ваш дом — пока самое подходящее место для всей нашей компании. Тамазин ухаживает за мастером Ренном. Ох, сэр, бедный старикан совсем плох, — в некотором замешательстве сообщил Барак. — Он еле добрался до Канцлер-лейн, и нам пришлось сразу уложить его в постель.

— Боюсь, он больше не поднимется, — вздохнул я. — Неужели он прибыл в Лондон лишь для того, чтобы умереть?

— Да нет, дело не так плохо, — успокоил меня Барак. — Просто он слишком устал во время путешествия. Отдохнет как следует и еще поднимется на ноги.

— Джоан знает, где я?

— Мы сочли за благо пока не говорить ей об этом. Сказали, что вас затребовали в Уайтхолл по срочному делу. А нам вы велели до вашего возвращения поселиться на Канцлер-лейн и заботиться о мастере Ренне.

— Правильно, — кивнул я.

Несколько мгновений мы молчали.

— Слышите, как шумит дождь? — нарушил я тишину.

— Слышу. В Лондоне погода стоит еще более скверная, чем в Йоркшире. Дожди идут вот уже две недели. Помните то место за вашим домом, где прежде был фруктовый сад? Тот, что правление Линкольнс-Инна приказало вырубить. Они вроде хотят построить там новое здание.