К. Сэнсом - Соверен

— И что вас тревожит?

— Вы же знаете, согласно полученным мною распоряжениям я должен доставить арестанта в Лондон живым и здоровым.

— И вы опасаетесь, что тюремщик будет чинить вам в этом препоны?

— Нет, — покачал я головой. — Конечно, ему доставляет удовольствие изводить заключенного, но я уверен, что сумею положить этому конец. Меня беспокоит сам Бродерик. Он уверен: все мои попечения направлены лишь на то, чтобы в целости и сохранности передать его в руки лондонских палачей.

— Ну, этим ребятам вы окажете, что называется, медвежью услугу, — усмехнулся Барак. — У человека, который сломлен телесно, язык развязывается быстрее. А так им придется изрядно повозиться с этим вашим Бродериком.

— Он заявил, что будет хранить молчание. И никакие пытки не заставят его говорить.

— Лорд Кромвель утверждал, что под пытками заговорит любой, — бесстрастно проронил Барак. — И он был прав.

— Знаю, — кивнул я. — Но, по моему разумению, Бродерик принадлежит к тем, кто опровергает общие правила.

— Ну, в Тауэре он окажется еще не скоро, и за это время многое способно измениться, — заметил Барак. — Возможно, он решит, что упорствовать в молчании не имеет смысла. А может, откроются какие-нибудь новые обстоятельства, которые сделают его признания не столь уж важными. Как знать? Так или иначе, сейчас вы облегчаете его положение, и он должен питать к вам признательность.

— Избежать пыток Бродерику вряд ли удастся, — возразил я. — Кранмер уверен в том, что ему известно нечто чрезвычайно важное. Его подвергнут допросу с пристрастием. И если он в конце концов заговорит, его вынудят к тому нечеловеческие страдания.

— А разве, отправляясь сюда, вы об этом не задумывались? — спросил Барак, и какое-то неуловимое выражение мелькнуло в его взгляде.

— Скажу откровенно, мне было не до размышлений. Все эти хлопоты, связанные с похоронами отца и с приведением в порядок его дел, заставили меня забыть обо всем. К тому же перспектива получить щедрую награду очень меня окрылила, — добавил я с косой ухмылкой.

— Сейчас вы выглядите не окрыленным, а пришибленным.

— Знаю без вас, — буркнул я. — Господи боже, как бы мне хотелось со всем этим покончить и вернуться в Лондон! — добавил я с жаром.

— Мне тоже.

Проходя по Питергейту, мы услыхали перебранку: двое солдат, вооруженных дубинками, гнали к городским воротам с полдюжины оборванцев. Поравнявшись с ними, я замедлил шаг, ибо в парне с бородавкой на носу узнал воришку, который пару дней назад пытался похитить корзинку у Тамазин Ридбурн. Сообщник его тоже был здесь. Судя по лицу Барака, он тоже узнал наших давних знакомых. Я торопливо приблизился к одному из солдат.

— Простите, сэр. Вы гоните этих людей прочь из города?

— Да, мастер, — ответил солдат.

Он был уже не молод, и вокруг тонкого рта лежали жесткие складки.

— К приезду короля в Йорке не останется ни единого нищего. И ни единого шотландца.

— Не позволите ли мне поговорить с ним? — спросил я, указывая на парнишку с бородавкой.

— А вы что, знаете этого проходимца? Наверняка он обчистил вам карманы!

Парень, несомненно узнавший и меня, и Барака, бросал на нас испуганные взгляды.

— Нет, он не причинил мне никакого вреда, — заверил я. — Но, полагаю, ему кое-что известно относительно одного дела, которое весьма меня занимает.

С этими словами я извлек из кармана монету в шесть пенсов.

— Если вам так уж хочется перемолвиться с ним парой слов, не стану чинить препятствий, — пробурчал солдат, с жадностью схватив монету. — Вот только не знаю, согласится ли Ральф. Ему ведь, как и мне, платят сущие гроши.

— Сущие гроши, — подхватил его напарник.

Мне ничего не оставалось, кроме как вытащить еще одну монету. Барак меж тем схватил оборванца за шиворот. Парень был ни жив ни мертв от страха. Барак оттащил его подальше от солдат и других нищих, дабы они не слышали наш разговор.

— Вспомни-ка один случай, что произошел два дня назад, — произнес я, вглядываясь в чумазое лицо мальчишки.

Он был даже моложе, чем мне показалось сначала, — лет тринадцати или около того.

— Я не собираюсь ни в чем тебя обвинять. Просто расскажи все, что тебе известно. И тебе не придется пожалеть о своей откровенности, — заверил я, помахав перед его носом очередной монетой в шесть пенсов.

— Да что вы хотите узнать? — пробормотал сбитый с толку Барак. — Этот пострел пытался ограбить Тамазин и…

— Как тебя зовут? — обратился я к мальчишке, даже не взглянув на Барака.

— Стивен Хауклиф, мастер, — пробормотал оборванец.

Акцент у него был настолько сильным, что я с трудом разбирал, что он говорит.

— Никого мы не грабили, — сообщил он. — Она сама нас попросила утащить ее корзину.

— Кто она? Девушка?

— Девушка, мастер. Мы с Джоном, моим приятелем, просили милостыню на улицах. Мы же знали, что скоро нас выбросят из города, вот и хотели заработать побольше. Девушка сама подошла к нам и попросила утащить ее корзинку. Рядом с ней был слуга, здоровенный малый. Ему все это не слишком нравилось. Но она велела ему отправиться в лавку и переждать там, пока мы провернем это дельце. Так что, мастер, никого мы не грабили.

Барак снова схватил мальчугана за шиворот и повернул лицом к себе.

— А ты не заливаешь? — грозно спросил он. — Если ты врешь, пеняй на себя. Я разнесу твою глупую башку на мелкие кусочки, можешь не сомневаться. Девушка не сказала, зачем ей понадобилось изображать ограбление?

— Сказала, мастер, — запинаясь от страха, пробормотал мальчишка. — Сказала, что вскоре здесь пройдет один человек и ей надо привлечь его внимание. Лопни мои глаза, мастер, я говорю чистую правду! — возопил он, чуть не плача. — Она велела нам ждать за углом, пока она не позовет. А когда она сделала знак, я притворился, что хочу вырвать у нее корзинку. Уж не сомневайтесь, если бы я и в самом деле хотел ее ограбить, она бы эту корзинку ни в жизнь не удержала. А потом появились вы с мечом. Мы испугались и убежали.

Барак задумчиво сдвинул брови. Вне всякого сомнения, он, как и я, понял, что мальчуган не лжет.

— Откуда ты родом, парень? — спросил я.

— Из Норталлертона, мастер. Никакой работы там не найдешь. Вот мы с моим другом Джоном и надумали перебраться в Йорк. Да только и здесь пришлось побираться на улицах.

— А куда вас гонят солдаты?

— На большую дорогу, куда же еще. Говорят, к пятнице мы должны быть в десяти милях от Йорка. Немощных спрячут от королевских глаз в Тэйлорс-холле, а всех, кто в состоянии передвигаться, гонят прочь. А уж где мы найдем приют, никому не известно.

Голубые глаза, сверкавшие на его чумазом лице, явно хотели меня разжалобить. Мальчишка достиг цели, ибо я со вздохом опустил шестипенсовик в кошелек и вытащил вместо него шиллинг.