Дэвид Дикинсон - Покушение на шедевр

Орландо скользнул взглядом по другой цитате, пришпиленной к стене его тюрьмы. Во время штурма Бастилии 14 июля 1789 года, в начале Французской революции, были освобождены семеро узников. Четверо из них угодили в заключение за подделки.

Работа над Рейнолдсом продвигалась хорошо; это были, так сказать, посмертные роды, роль повитухи в которых играл томик собственных сочинений художника. Орландо изобразил миссис Блэк сидящей на фоне выдуманного пейзажа. За ней простирался восхитительный, нежно-розовый с багрянцем закат, и последние лучи солнца освещали ее волосы и шляпку. Орландо был удовлетворен тем, как страусовые перья на шляпке поблескивают над золотыми локонами. Теперь ему следовало довести до совершенства широкий подол кремового платья, ниспадающий до земли. И еще перчатки на коленях женщины — что-то с ними было не то.

Потом он вспомнил об Имоджин. Он отослал ей письмо уже несколько дней назад, а от нее до сих пор не было ни строчки. Вдруг Орландо потянулся за своим альбомом для зарисовок и заполнил целую страницу не шляпками, не перчатками и не закатами, а цифрами. С той злополучной ночи в Монте-Карло Орландо старался не думать о деньгах. Но теперь он попробовал подсчитать, сколько заработал для своих тюремщиков. Отсюда ушли на волю четыре картины — два Тициана, Джованни Беллини и Джорджоне. Орландо подозревал, что они проданы легковерным американцам, которые повесили их у себя дома или в частных музеях, вдали от глаз специалистов. Каждая из них могла стоить от пяти до тридцати тысяч. Плюс один фальшивый Фрагонар — наверное, около пяти тысяч. Плюс фальшивый Гейнсборо — скажем, от семи до десяти. И вдобавок фальшивый сэр Джошуа Рейнолдс, близящийся к завершению и, скорее всего, предназначенный для очередного американского миллионера, — минимум пять тысяч фунтов. Как ни крути, думал Орландо, а он уже с лихвой скомпенсировал те десять тысяч, что тогда проиграл.

Он перевел взгляд на горизонт за мокнущим под дождем парком. Что это за место? Когда приедет Имоджин, сказал он себе, пора будет всерьез подумать о побеге.

Лорд Фрэнсис Пауэрскорт лежал на ковре в своей гостиной и разглядывал большую карту Англии. Он позаимствовал из детской красный карандаш и провел линии, соединяющие те города, где есть соборы, друг с другом и с Лондоном. Теперь карта, исчерченная красными линиями вдоль и поперек, стала похожа на схематическое изображение кровеносной системы. Ну вот, подумал он, если бы я хотел побывать на вечерне во всех соборах, как бы я поступил? На каждый собор уходит по одному дню. Хорас Алоизиус Бакли был в Оксфорде в четверг, пять дней назад. Разумно было бы поехать оттуда дальше, в Херефорд, Вустер и Глостер. Это займет время до воскресенья. Если допустить, что последний пункт — Глостер (а Пауэрскорт прекрасно понимал, что все его допущения до единого могут оказаться ложными), то в понедельник можно посетить вечернюю службу в Бристоле, а во вторник — в Уэльсе. А вдруг в эту самую минуту Хорас Алоизиус Бакли любуется великолепной резьбой на фасаде Уэльского собора, готовя себя к очередной порции вечерних молитв? Оттуда он, пожалуй, вернулся бы в Лондон. Норидж выглядел заманчиво. То же самое можно было сказать и о Или, и о Питерсборо. Пауэрскорт понимал, что бессмысленно метаться от собора к собору в погоне за блуждающим паломником. Надо устроить засаду где-нибудь посреди маршрута и ждать там дня три-четыре. Линкольн, решил он, мрачно уставившись на этот кружочек на карте. Вот где лучше всего дожидаться Бакли.

— Что ты делаешь, Фрэнсис? — Леди Люси незаметно для него вошла в кабинет и теперь стояла рядом. Она знала, что порой ее муж бывает способен на эксцентричные поступки, но это выглядело немного чересчур даже для Фрэнсиса.

— Планирую поездку, Люси. Хочу устроить перехват, — пояснил Пауэрскорт, вставая на ноги и виновато улыбаясь жене.

— А мне можно поехать с тобой? — спросила практичная леди Люси.

— Конечно, — ответил Пауэрскорт, — но, боюсь, это будет скучновато. Если только ты не любительница вечерних служб.

— Я очень люблю вечерние службы. Но у меня есть для тебя важные новости. Я говорила с родственниками.

Пауэрскорт мысленно застонал. Рассказ об этом мог занять недели и месяцы, если не годы. Основной состав родственников его жены — все эти братья, сестры, дяди, тети и их многочисленное потомство — обеспечил бы аншлаг на вечерне в любом соборе Британии. А если добавить к ним людей с периферии фамильной диаспоры леди Люси, двоюродных и троюродных вкупе с их отпрысками, в главном нефе и яблоку было бы негде упасть.

— Нечего корчить такую мину, Фрэнсис, — в свою очередь, улыбнулась леди Люси. — Я пытаюсь помочь тебе в расследовании.

— Прими мою благодарность, Люси, — сказал Пауэрскорт, ободренный мыслью, что ему не придется лично встречаться со всеми членами клана. — И что ты обнаружила?

— Ну, — ответила леди Люси, опускаясь в кресло у камина, — я подумала, а не поспрашивать ли мне насчет этих торговцев произведениями искусства. Кларки — старинная фирма, у них нет никаких семейных тайн. Правда, один давний владелец сбежал с соседской женой.

— Да что ты? — удивился Пауэрскорт. — И далеко ему удалось уйти?

— Боюсь, что только до Дувра. Там сыновья нагнали его и убедили вернуться. Он уже собирался сесть на пакетбот, идущий в Кале.

— Должно быть, они нашли очень убедительные аргументы — я имею в виду сыновей, — сказал Пауэрскорт, испытующе глядя в глаза леди Люси.

— В тот день аргументами были не слова, а пистолеты. Говорят, отец так и не простил сыновей до конца жизни. Впрочем, это не важно. Теперь Капальди — они родом из Италии. На вид убежденные католики, водят дружбу со всей этой компанией из Бромптонской молельни.

Перед мысленным взором Пауэрскорта вдруг встала комната Кристофера Монтегю на Бромптон-сквер — пустые книжные полки, пустые шкафы, труп хозяина с ужасными ранами на шее — всего в какой-нибудь сотне ярдов от католического храма.

Леди Люси помедлила.

— Значит, остаются Декурси и Пайпер, — сказал Пауэрскорт, готовясь услышать какое-нибудь шокирующее откровение. — У кого из этих двоих более интересное прошлое?

— У Декурси, Фрэнсис. У Эдмунда Декурси.

Внезапно Пауэрскорт вспомнил, как Люси рассказала ему одну историю — это было, когда он расследовал смерть принца Эдди, герцога Кларенсского и Авондейлского. В той сказке фигурировали влюбленный юноша, его мать и — его мертвая жена у подножия лестницы, ведущей в ее сад.

— Ты наверняка знаешь, Фрэнсис, что в роду Декурси три ветви.

Пауэрскорт этого не знал, но энергично кивнул в знак подтверждения.

— Одни живут в Кумбрии, — продолжала леди Люси. — Огромное поместье, куча денег, занимаются только охотой да рыбалкой… в общем, с ними все понятно. Потом есть ноттингемширские Декурси, сделавшие бешеные деньги на угле. А теперь самое любопытное, Фрэнсис: Эдмунд Декурси говорит, что он из ноттингемширских Декурси. Но это не так. Он совсем из другой ветви рода.