Николай Анисин - Кремлевский заговор от Хрущева до Путина

Вывод: со Дня Победы в лице общины евреев как этнической партии Советское государство заимело серьезного внутреннего врага.

— Разруха от войны в наших западных городах и весях жуткая, на зато русских дух во всей стране крепок, как никогда. Победа над немцами окрашена преимущественно русской кровью. И мы, русские, выиграв великие битвы, обрели великую веру в свои силы. Нам море по колено. Тост товарища Сталина за русский народ на победном приеме в Кремле свидетельствует: в мирное время, как и в военное, сохраняется единение власти и основной нации — русских. А при том никакие невзгоды государству не страшны и ничто ему изнутри не угрожает. Все так. Но только на первый взгляд. Ложка дегтя портит бочку меда, а ничтожный болезнетворный микроб, если не мешать его действию, может сгубить любой живой организм — как человеческий, так и государственный.

Вывод: не важно, что в сравнении с русским и другими народами число евреев в России-СССР невелико. Важно то, что Советское государство, где не они правят бал, им чуждо и их разветвленная община ныне — это уйма бактерий разложения — разложения наших государственных устоев.

— У многих власть имущих русских — жены-еврейки. У многих из них евреи — в друзьях и советчиках. Немало евреев — в руководстве фабрик-заводов, вузов и школ, больниц и коммунальных хозяйств. В прессе и литературе, в кино, театре и музыке евреи — законодатели моды. При таких позициях еврейской общине многое по силам. Она может и нашептывать ошибочные решения в политике, и извращать исполнение решений верных, дабы вызвать недовольство народных масс. Но главная исходящая от общины опасность — идеологический переворот в стране. Миллионы лукавых еврейских умов сначала устно — через остроумные анекдоты-байки и шутки-прибаутки — начнут опошлять высокие идеалы государства. Затем то, что на слуху, — через Эзопов язык — станет проникать мимо цензоров в статьи-книги и в спектакли-кинофильмы: социализм как справедливость для всех и каждого — чушь, служение Родине — ничто по сравнению со служением своему животу. А если русский народ останется без идеалов, то его легко заплутать и втянуть в заварушку, в которой спаянная еврейская партия сможет взять власть, как и в 1917-м, но, вероятно, под прямо противоположными лозунгами.

Вывод: мы не сохраним наше Советское государство, не разрешив еврейскую проблему оптимальными политическими мерами.

Этот вывод был последним на последнем из врученных мне листов с текстом. Когда я дочитывал приписываемые товарищу Щадову мысли о евреях в России-СССР, мой друг Серега Потемкин о них же, о евреях, вдруг молвил Евгению Петровичу свое слово:

— Я — не антисемит. Поверьте, — слегка уже захмелевший Серега постучал себя в грудь. — Но уж больно много евреев в телевизоре. И это б можно не замечать, если бы не одна заморочка. Вот раньше евреи у нас были талантливые. Исаак Дунаевский сочинил "Школьный вальс" — чудо, а не музыка. Марк Бернес что б ни пел — все за душу брало. Аркадий Райкин как отчубучит про греческий зал, все друг другу пересказывают. Ну а теперь, где такие же евреи? Игорь Крутой, говорят, сотни песен написал — я ни одной не запомнил. Веронику Долину, самую раскрученную из певиц еврейку, я по приговору суда могу только слушать. Был артист-юморист Геннадий Хазанов из кулинарного техникума. Был да сплыл — стал на одно лицо с Жванецким и Винокуром: посмешат они тебя — и ты тут же забываешь, над чем смеялся. Да, обмельчало наше еврейство. Обмельчало.

— А вы уподобьтесь мне, — Евгений Петрович жестом предложил Сереге наполнить стопки, — смотрите по телевизору только новости и политические программы. В них выступают артисты не без таланта. Несостоявшийся офицер-разведчик Путин мастерски делает вид, что он — президент России. Спец по электронным приборам Грызлов отменно дает понять, что он знает толк в законотворчестве. Юрист-консультант Греф основательно показывает, что он руководит экономическим развитием и торговлей страны. Прочие актеры в политике тоже не мелкие.

— Да еханый бабай с ними со всеми, — махнув рукой, Серега поспешил разливать. Мы без тоста выпили. Я заел водку грибом и вернул Евгению Петровичу его листы. С репликой:

— Не хватает в вашем тексте самого интересного: мнения товарища Щадова — как следовало разбираться с еврейской проблемой?

— На сей счет, — Евгений Петрович развел руками, — наш источник информации — Олег Степанович — ничего вразумительного не вспомнил. В застольях дружеских Щадов излагал лишь свое видение проблемы, а решения ее не касался. Его ответа на вопрос Жданова, я уже говорил, Олег Степанович не слышал. Но от него мы узнали одну интригующую деталь. В конце разговора Жданов спросил Щадова: "Где ты, подполковник, служишь?" Он отрапортовал: "Прохожу обучение в Академии". И тут Жданов как бы невзначай обронил: "Ученого учить — только портить".

Фраза эта, выяснили мы, не вдруг была брошена, — Евгений Петрович взял очередной лист из своей папки. — Мы нашли в архивном фонде Академии личное дело подполковника Щадова. В нем черным по белому написано, что он, Щадов, в конце мая 1947-го был откомандирован в распоряжение ЦК ВКП(б). Формулировка очень странная, даже загадочная: не переведен, а откомандирован. То есть подполковник Щадов вроде бы остается слушателем Академии, но прерывает обучение в ней и направляется в главный центр власти — Центральный комитет партии — нести там какую-то службу. Какую именно?

В Российском госархиве новейшей истории фонд секретариата ЦК закрыт полностью, а фонд аппарата ЦК слегка приоткрыт. Наши люди в порядке исключения к его документам получили более, чем историкам дозволено, широкий доступ, и нигде фамилия "Щадов" им не встретилась. Тогда они стали в том же фонде аппарата ЦК выискивать тех, кто хоть каким-то боком был причастен к товарищу Жданову. Семь таковых сотрудников ЦК нашли и попытались выяснить — есть ли среди них ныне живущие? Выяснилось: да, есть. Но всего один сотрудник, точнее, сотрудница — Анна Павловна.

Она точно такого же почтенного возраста, как и Олег Степанович, но, увы, далеко не с такой крепкой памятью, как он. Анна Павловна сразу даже не припомнила, кем работала в ЦК — инструктором или инспектором. Сослуживцев своих ей не всех удалось позабыть. Но ни один из воскрешенных в ее сознании не был Щадовым. Все, казалось бы, точка.

Но на удачу нам Анна Павловна оказалась закоренелой антисемиткой. И как только наши люди начали ее вопрошать — не работал ли с ней человек, специально занимавшийся еврейским вопросом, она вдруг просияла: ей в знак особого доверия Жданова поручали вместо машинистки перепечатать на имя Сталина совершенно секретную записку — о евреях. Ее автором был не сотрудник ЦК, а некий статный полковник, вхожий в разные партийные кабинеты, в том числе и в самые высокие. Записка так пришлась по сердцу Анне Павловне, что она тогда, в конце