Вера Юдина - Анатом

Катя не обратила на ворчание служанки внимания.

— Все готово? — встревожилась Катя, боясь, что ее поездка может сорваться.

— Готово ваша светлость. Осталось только вам собраться. И поедете.

— Он спрашивал куда я еду? — Катя имела ввиду отца.

— Нет. Не видела я его. Может потихоньку убежите, он и не заметит, как обычно, потом я ему скажу.

Катя спешно подошла к зеркалу и села.

— Заплети меня и я поеду.

Антоша послушно выполнила просьбу своей подопечной, и отошла.

— И все же ваш отец разгневается, когда узнает, что вы ездили к нему одна.

— Я не одна, я с охраной, — спокойно ответила Катя.

— Вы, прекрасно понимаете о чем я говорю.

Катя обернулась, и просверлила служанку грозным взглядом.

— Хочешь нажаловаться на меня? Иди, расскажи ему сейчас. Ты ведь ждешь не дождешься когда меня куда-нибудь отправят. В монастырь например! Как нашу тетю!

— Что вы такое говорите, Ваше высочество, — искренне оскорбилась Антоша, — как же я могу желать вам плохого. Я же вас еще крошкой на руках носила.

— Тогда ступай! — металлическим тоном приказала Катя, — Ты мне больше не нужна. Дальше я справлюсь сама!

Антоша печально посмотрела на княжну и вышла.

Катя собрала заранее приготовленные подарки, и вышла из комнаты.

По пути она все наткнулась на отца. Тот хмуро посмотрел на дочь. Посмотрел на коробки которые она держала в руках и серьезно спросил:

— Я кажется, запретил тебе выходить из дома без охраны. Тем более, после всего случившегося…

— Но я с охраной, — ласково перебила его Катя. — Выгляни в окно, твои оловянные солдатики уже ждут меня. К тому же доктор сказал, что мне просто необходимо сменить обстановку, после пережитого стресса. Отдохнуть, развеяться.

— Куда же ты едешь?

— К Нани, — весело воскликнула девушка и лукаво улыбнулась.

Так Катя называла свою подругу детства, княжну Анастасию Лопухину. Имение Лопухиных находилось в двадцати километрах от города, и поездка туда обычно затягивалась на два-три дня. Князь знал об этом, и хорошо зная Лопухинаи его милую дочурку, со спокойным сердцем отпускал туда Катю. Но если бы он хоть раз поинтересовался, бывала ли Катерина в доме Лопухиных так часто как она ему говорила, Дмитрий Константинович был бы неприятно удивлен и даже разгневан. За все время, Катя навестила подругу от силы два раза, все остальное время она ездила только в нужное ей место.

Князь недовольно нахмурился, но останавливать дочь не стал. Почувствовав облегчение, Катя быстро чмокнула отца в колючую щеку и выбежала на улицу.

Дорога до места, куда тайно ездила Катя, занимала обычно около часа, даже при хорошей погоде. А в этот день, с самого утра шел снег, что значительно затрудняло путь.

Когда сани великой княжны, сопровождаемые дюжиной конных илларионовцев, выехали за черту города, дорога стала совершенно невозможной. Катя то и дело куталась в теплые медвежьи меха, которыми ее укрыли. А иногда даже приходилось прятаться под них с головой.

— Долго еще? — выглянув в очередной раз из-под своей теплой защиты, устало спросила княжна.

— Нет, Ваше высочество, подъезжаем. — крикнул извозчик.

Катя откинула меха и к своей радости увидела знакомые края. Вдалеке, за белоснежным пустырем, виднелась постройка из нескольких домов. Один из них был самый большой. Это был — главный, господский. Остальные поменьше, это — людские помещения. И был еще один, двух этажный, построенный совсем близко к господскому дому. На окнах его виднелись глухие решетки, и ставни были плотно закрыты. Имя этому мрачному месту, куда так часто ездила Катя, было: «Дом презрения для душевнобольных имени доктора Павленко».

Катя так грустно вздохнула, что даже ямщик невольно пожалел свою госпожу. Каждый раз привозя ее в это место, он видел как глаза ее невольно наполняются слезами, и как печально она становится. И действительно, заброшенность и отчужденность этого жуткого место, создавала вид был совершенно удручающий.

«Родной мой, держат тебя как звереныша» — с грустью подумала Катя, и смахнула невесть откуда взявшуюся слезу.

Сани остановились у парадного входа, у главного корпуса больницы. Солдаты помогли Кате спуститься и проводили внутрь.

Весь первый этаж больницы, занимал просторный холл и кладовые для хранения лекарственных препаратов. Поэтому в воздухе витал запах медикаментов.

Всех пациентов лечебницы содержали на втором и третьем этажах здания. Кабинет доктора Павленко, основателя и владельца этого дома прискорбных и лишенных, находился в самом конце коридора, на первом этаже.

Катя шла спокойно, уверенно держа спину. Офицеры, держа руки обтянутые в белые замшевые перчатки на рукоятках своих полковых сабель, шли на шаг позади девушки, сверкая своими золотыми эполетами. Их шаги сливались в один четкий ритм, и разносились гулким эхом по пустым коридорам.

Сверху доносились другие звуки — жуткие. Стоны, крики, плачь. Катя давно уже старалась не слушать, этот хор несчастных людей. Они вечно стонут и плачут, умоляют и зовут. Это было страшно и неприятно. В какой-то момент Катя она стала просто отключаться от окружающей ее реальности, не замечая этих привычных, для заведений подобного рода, голосовых сопровождений.

Отличием клиники доктора Павленко от других подобных заведений — были громкие имена и принадлежность к высшему обществу всех содержащихся здесь пациентов. По разным причинам они оказывались в этом доме погибших душ, но неизменно с одним диагнозом. Содержались все пациенты на платной основе и уход за ними, был соответствующим высокой оплате. Поэтому-то здесь было так много домов для слуг и медицинского персонала.

Доктор Павленко, явно обрадованный визитом Великой княжны, быстро поднялся в своем кресле и бросился встречать девушку. Раскланиваясь он затараторил:

— Ваше высочество! Екатерина Дмитриевна! Безмерно рад, что вы снова решили навестить нас. Позвольте целовать вам ручки, — Катя нехотя протянула ему руку, и едва он дотронулся до ее нежной кожи быстро отдернула, доктор продолжал, — Митенька — то в последнее время все вас зовет. Плачет! Никого видеть не хочет! Вы ведь для него единственная отрада!

Катя холодно кивнула. Ей не нравился этот доктор, но из уважения к тому, что он с рождения помогает ее Митеньке, девушка терпела эти льстивые и фальшивые речи, и совсем уж приторные излияния нежности и уважения.

— Как он? — сухо спросила девушка.

— Очень хорошо! Сегодня даже сам ложкой пытался поесть. Все нахваливают его, он большой умница. А вчера, вот учудил! вчера за рисование взялся. Может, покажет вам свои картины.

Катя достала кошелек, и протянула доктору несколько ассигнаций, номиналом пятьдесят рублей каждая.