Филипп Ванденберг - Сикстинский заговор

Официант в длинном белом фартуке принес местное вино в высоких бокалах.

– В моем лице вы найдете внимательного слушателя, – ответил Еллинек, – несмотря на то, что я не имею представления, какую помощь вы мне можете оказать. Слушаю вас!

– Ваше Высокопреосвященство, – начал издалека банкир, – возможно, вы не знаете: я еврей, и история, которую я вам расскажу, связана именно с этим.

– А какое это имеет отношение к Микеланджело, синьор?

– Это длинная, путаная история. Расскажу с самого начала.

Мужчины выпили.

– Ваше Высокопреосвященство, после падения режима Муссолини и подписания перемирия с союзниками в 1943 году немецкие войска вошли в Рим. Одновременно американцы высадились на юге, в Салерно, в Риме же царил страх перед будущим. Больше всего за свою жизнь опасались восемь тысяч евреев города. Тогда я был молод, постигал азы финансового дела в банке отца. Мои родители боялись, что с евреями в Риме поступят так же, как в Праге. Мой отец сказал, что если нам удастся сохранить свою жизнь первые три дня, то у нас появится шанс выжить. Десятое сентября – незабываемый день. В тот вечер мы – мой отец, моя мать и я – прокрались от нашего дома к гаражу одного из друзей отца, который не был евреем, и спрятались в старом автомобиле для развозки товара. Ночью мы прислушивались к каждому шагу, каждому звуку в страхе, что нас обнаружат. Через три дня я впервые решился выйти из убежища. Меня толкал голод, и именно тогда я узнал, что нацисты обещали оставить евреев в покое за вознаграждение – одну тонну золота.

– Я слышал об этом, – сказал Еллинек. – Кажется, смогли собрать только половину, попытавшись взять взаймы вторую половину у папы.

– Было нелегко собрать такую сумму, потому что большинство богатых евреев бежали из города. Один из наших братьев обратился к аббату ораторианского монастыря на Авентинском холме и попросил помочь взять в долг у Ватикана недостающее золото. Папа согласился дать золото во временное пользование. 28 сентября мы на наших машинах отправились в центр гестапо на Виа Тассо и отдали золото. После этого римские евреи почувствовали себя в безопасности. Но все это было напрасно. Продолжались обыски в квартирах, нацисты отбирали предметы искусства у синагог. Тут им в руки попал список членов еврейской общины. Через несколько дней, около двух часов ночи, раздался громкий стук в нашу дверь. Сосед успел предупредить нас что немцы приехали на грузовике. Мы вновь скрылись в гараже, который однажды спас нас. Два дня мы боялись выходить, на третий день отец оставил укрытие, чтобы принести пару вещей из нашей квартиры. Отец так и не вернулся. Позже я узнал, что на следующее утро с вокзала Тибуртина в Германию был отправлен поезд, в котором находилась тысяча евреев.

Пораженный, Еллинек молчал.

– Рим, – продолжал Адельман, – это огромный город, полный тайных убежищ. Большинство членов нашей общины сумели скрыться в церквях и монастырях. Кое-кто нашел убежище и в Ватикане. Мы с матерью выжили, скрываясь в ораторианском монастыре на Авентинском холме. Ваше Высокопреосвященство, вы, конечно, спросите, как же это все связано с зашифрованной надписью на своде Сикстинской капеллы? История эта полна иронии. Именно в том монастыре, который приютил нас, евреев, во время оккупации, после войны прятались побежденные нацисты. Об этом я узнал намного позже. Организация бывших нацистов ODESSA воспользовалась ораторианским монастырем на Авентинском холме как перевалочным пунктом перед эмиграцией.

– Невероятно! – воскликнул кардинал Еллинек. – Я просто не могу в это поверить!

– Я знаю, звучит невероятно, господин кардинально это правда. Творилось это с высочайшего разрешения, все было известно даже в Ватикане.

– Вы понимаете, что говорите? – Еллинек был крайне взволнован. – Вы это серьезно? Католическая церковь с ведома папы помогала нацистским преступникам бежать за границу?

– Не совсем так, Ваше Высокопреосвященство, не добровольно. И я наконец-то перехожу к теме нашей встречи. Ходили слухи, что у нацистов было что-то против Церкви, – что-то настолько разрушительное, что Церковь вынуждена была подчиниться требованиям членов ODESSA. Поговаривали, что это дело как раз и связано с Микеланджело.

Кардинал смотрел на свой бокал вина. Казалось, он не мог шевельнуться. За несколько минут оба собеседника не проронили ни слова. Затем Еллинек (четко произнося каждое слово) сказал:

– Если я вас правильно понял, это означает… Я просто представить себе этого не могу… Господь всемогущий, если только вы правы, это будет означать, что нацисты пользовались знаниями о Микеланджело. Господи, Микеланджело мертв уже четыре сотни лет! Как же можно было шантажировать чем-то связанным с ним?

– Вы абсолютно правы, такой вывод делаю и я, – согласился Адельман. – Вы должны понимать, Ваше Высокопреосвященство. Это было двадцать лет назад. Когда я узнал об этом, то тут же постарался все забыть. Эти слухи показались мне ужасными. Я подвел под прошлым черту. Я не хотел больше вспоминать о том проклятом времени. Но сейчас, когда я услышал о надписи Микеланджело, мне припомнился давний рассказ старого аббата ораторианского монастыря. Я решил, что эта история может вам помочь. Я делаю это не совсем бескорыстно. Я банкир и веду дела с банком Ватикана. Меня ничего не интересует, кроме предельно быстрого решения проблемы. Финансам необходима стабильность, смутные времена всегда плохо отражаются на делах, если вы понимаете, о чем я говорю.

– Понимаю, – бесстрастно ответил кардинал Еллинек – смутные времена плохо отражаются наделах…

После этого разговора Еллинек не был способен трезво мыслить. Собеседники простились, и кардинал сел в свой «фиат».

– Домой, – бросил он шоферу.

Смеркалось. На широкой равнине перед ними мерцал мириадами огней Вечный город. Еллинек смотрел в окно и думал о предупреждении Пио и призыве прекратить поиски, пока не поздно. Но в следующую минуту его охватила ярость. Как он мог быть таким малодушным! Кардинал сжал кулак так, что заныли пальцы. Он должен был решить задачу. Он так хотел.

В это же время в Ватиканском архиве отец Августин сидел над необычной Книгой пророка Иеремии, в которой таилась «Книга знака» Абулафии. Он смотрел на надпись и качал головой. Надпись явно была моложе самой книги. Очевидно, она была помещена в архив уже после Второй мировой войны. Что же еще можно было найти в архиве? Августин еле разбирал перевод, выведенный мелкими латинскими буквами:

«Я, имярек, один из смиреннейших, исследовал сердце свое в поисках путей милости, дабы осуществить Духовный рост, и я установил три пути, ведущих к одухотворению: вульгарный, философский и каббалистический. Вульгарным путем, как я узнал, следуют мусульманские подвижники. Они используют всякого рода приемы, дабы исключить из своих душ все „естественные формы“, всякий образ знакомого, естественного мира. Затем, утверждают они, когда духовная форма, образ из духовного мира, проникает в их душу, он обособляется в их воображении и настолько усиливает их воображение, что они могут предсказывать то, что должно произойти с нами […] впадая в транс…