Филипп Ванденберг - Сикстинский заговор

Второй путь – путь любомудрия… Посвященный составляет представление о некой точной науке и затем переходит по аналогии к какой-либо из естественных наук, и, наконец, от той – к теологии, пытаясь обрисовать центр. Он утверждает, что некоторые вещи открываются ему путем пророчества, хотя он не уяснил себе истинной причины этого, но полагает, что это происходит с ним лишь из-за расширения и углубления его человеческого разума… Но в действительности это буквы, которыми он овладел с помощью своей мысли и воображения, движением своим воздействуют на него и приковывают его внимание к трудным предметам, хотя он и не осознает этого.

Но если вы обратитесь ко мне с трудным вопросом: "Почему в наши времена мы читаем письмена, переставляем их и пытаемся прийти к результатам с их помощью, не замечая, однако, того, чтобы что-либо из этого получилось?" – ответ содержится, как я докажу с Божьей помощью, в третьем способе одухотворения. И я, смиренный имярек, собираюсь поведать вам о том, что я испытал в этой области».

Августин жадно читал. Он пробегал страницу за страницей, проглатывая строчки мелких букв, которые трудно разобрать. Читал, он совершенно забыл, зачем взял в руки эту книгу.

«И Бог мне свидетель, – писал Абулафия, – если бы я ранее не укрепился в вере, посредством которой я узнал кое-что из Торы и Талмуда, побуждение выполнять многие религиозные заповеди оставило бы меня, несмотря на то, что огонь чистого умысла пылал в моем сердце. Но то, что этот учитель преподал мне путем любомудрия (о смысле заповедей), не удовлетворило меня, пока Господь не свел меня с неким Божьим человеком, каббалистом, который наставил меня в началах каббалы… Он обучал меня способу перестановок и комбинирования букв, мистике чисел. И он показал мне книги, состоявшие из (комбинаций) букв, имен и мистических чисел (гематриот), в которых никто никогда не смог бы разобраться, ибо они были составлены не в такой форме, чтобы их можно было уразуметь. Через некоторое время он раскаялся в том, что привлек меня, считал себя глупцом и пытался меня от этого отвлечь. Но, вооруженный множеством его тайн, я следовал за ним день и ночь, и однажды почувствовал: что-то странное стало происходить во мне. Как верный пес, спал я у его порога, пока тот не снизошел ко мне и не завел долгий разговор. Так я узнал, что необходимо выдержать три испытания, и только тогда он сможет передать мне свои знания. Испытания требовали соблюдения абсолютного молчания, что-то вроде пытки огнем, но умолчу об этом. Однако не стану скрывать то, что касается папы и Церкви. Я намереваюсь перевернуть все и возвестить, что евангелист Лука врет. Умышленно или нет – не ведаю. Но здесь я expressis verbis [139] говорю, что…» Августин перевернул страницу, но текст отсутствовал. Библиотекарь сообразил, что следующая страница намеренно вырвана из книги. Августин листал страницу за страницей, надеясь отыскать недостающую, но пролистав всю книгу, понял, что кто-то вырвал эту тайну до него.

Отец провел рукой по лицу и глазам, будто желая избавиться от усталости. Затем он поднялся, прошелся по комнатке. Шаги эхом отдавались в пустом архиве.

Сунув по монашеской привычке руки в рукава сутаны, он обдумывал то, что прочитал, так ничего и не поняв. Он долго размышлял над той частью текста, где говорится, что евангелист Лука врет. Что Абулафия имел в виду?

Лука был одним из первых язычников-христиан. Проповедовал вместе с апостолом Павлом, описал позднее его деяния. Не он написал первое Евангелие – первым был, как известно, Марк, чья книга была составлена около 60 года после Рождества Христова. Она была первоосновой для трудов Луки и Матфея. Последнее Евангелие от Иоанна никак не связано с предыдущими тремя. Во всех Евангелиях, пусть и по-разному, рассказывается одна и та же история о жизни и смерти Иисуса и о воскресении его. Почему же Абулафия сказал, что именно Лука был лжецом? Дальше этого отец Августин не продвинулся.

Святой отец знал лишь одну возможность приблизиться к разгадке – достать еще одну «Книгу знака», в которой было бы продолжение текста. Но где ее можно достать? Книги печатались в то время очень малыми тиражами, зачастую оставался цел лишь один экземпляр. Да и невозможно было найти в библиотеке духовенства каббалистическую книгу вроде этой.

На следующее утро Еллинек и отец Августин назначили встречу. У кардинала не было ничего нового он тоже был расстроен отсутствием страницы в книге. Оба не могли понять, как связаны все эти события.

– Иногда мне кажется, – сказал наконец Еллинек, – что мы близки к разгадке тайны Микеланджело. Но уже в следующее мгновение сомневаюсь, найдем ли мы вообще когда-нибудь ключ к этому проклятию.

Ранним утром брат Бенно очутился под колоннадами Ватикана, он шел в приемную для паломников: хотел поговорить с папой. Священник записал его на среду, в часы для аудиенции. Но во время общей аудиенции невозможно переговорить с Его Святейшеством лично, даже для монахов и духовенства не делается исключение.

– Но я должен переговорить с Его Святейшеством! – вскричал брат Бенно. – По делу чрезвычайной важности.

– В таком случае изложите ваш вопрос письменно!

– Письменно? Это же невозможно, – ответил брат Бенно. – Это должно стать известно только папе.

Священник с ног до головы окинул взглядом монаха, но прежде, чем он раскрыл рот, брат Бенно добавил:

– Речь идет о росписи в Сикстинской капелле.

– Этим занимается профессор Паванетто, генеральный директор музеев Ватикана, или кардинал Еллинек, руководитель исследований.

– Послушайте, – умолял брат Бенно, – мне нужно поговорить с Его Святейшеством, с понтификом, это очень важно. Много лет назад я разговаривал с папой Джанпаоло, и это не было трудно организовать. Нужно было лишь позвонить по телефону, неужели теперь это так сложно сделать?

– Я сообщу о вас в секретариат Конгрегации доктрины веры. Может быть, кардинал Еллинек примет вас Вы ему расскажете о своем желании.

– Желании? – Брат Бенно горько засмеялся.

Секретарь кардинала назначил встречу на следующей неделе. Раньше кардинал Еллинек не мог бы с ним встретиться.

Бенно убеждал, что его информация чрезвычайно важна.

– Знаете, – возразил секретарь, – сейчас толпы историков просят об аудиенции, и все настаивают на том, что именно у них – важнейшие сведения по разгадке тайны. Но в результате – ничего нового. Многие стремятся к славе: хотят, чтобы о них заговорили. Не принимайте близко к сердцу мои слова, брат Бенно. А что касается встречи – возможно, на следующей неделе.

Брат Бенно вежливо попрощался и ушел той же дорогой, что и пришел.