Хавьер Аррибас - Круги Данте

― И вы спустились в Италию, ― закончил Данте, который пытался направить разговор в нужное русло.

― Мы перешли через Альпы, как только смогли, с группой бичующихся. [54] Бичующиеся (флагелланты) ― участники покаянного религиозного движения в Западной Европе в XIII–XV вв. Члены движения бичевали себя, стараясь таким образом подражать жертве Христа. Прекрасный спектакль для народа, с крестами, криками, кровавыми спинами. И никто не приближался. Видели бы вы эти испуганные лица! ― сказал он, очевидно наслаждаясь своими воспоминаниями. ― Потом нас приняли ломбардцы из апостольского братства. Тоже без приключений, но их глава был сожжен недавно. Так что мы соединились с группой его преемника… Брата Дольчино из Новары.

Узник умышленно сделал театральную паузу, перед тем как назвать это имя. Он улыбался, потому что мгновенная бледность, разлившаяся по лицу его собеседника, означала, что его слова достигли цели. Данте чувствовал глубокий озноб ― это страх терзал его тело. Свеча освещала отвратительные демонические черты этого человека, который злобно смотрел на него из-за решетки, а потом поэт неосознанно сделал шаг назад. Бормотание и стенания остальных страдальцев, запертых в камерах, показались ему теперь злым рычанием. Это был очень опасный человек, намного более опасный, чем он мог ожидать. О Дольчино и его сторонниках поэт знал такое, от чего любой бы содрогнулся. Этот преступник неверно назвал его братом, в действительности он никогда не был принят ни в один орден. Незаконный сын священника из Новары был наделен умом и замечательными ораторскими способностями, он мог очаровать самых скромных и простых людей. Этого было достаточно, чтобы превратиться в главу секты апостольских братьев, когда ее основатель, Герардо Сегарелли, был сожжен на костре. Его подстрекающее многословие помогло ему найти тысячи последователей-фанатиков. Среди них была Маргарита, очень красивая женщина из благородной семьи, которая оставила Тренто и все имущество, чтобы следовать за еретиком до самой своей смерти.

В своих речах Дольчино призывал отказаться от церковной иерархии и возвратить церковь к ее истокам ― смирению и бедности. Дольчино открыто выступил против всех нищенствующих францисканцев и доминиканцев. Но, кроме того, этот фальшивый брат был настоящим революционером, который проповедовал освобождение человечества от светской власти, он предсказывал общество равных, основанное на отказе от частной собственности, равных правах для мужчин и женщин. Это были такие опасные речи, что его не могли остановить и уничтожить.

― Когда мы присоединились к нему, мы были в Вальзесии; казалось, что все кончится хорошо. Была политическая поддержка, оружие и припасы, ― продолжал восхищенно бегин. ― Он казался святым человеком, его поддерживали люди, это правда. Все, что ты делаешь, хорошо. Ничто не грех, мы все настоящие святые, а прогнившая церковь преследует нас, так что справедливо то, что мы защищаемся, применяем насилие. Он говорил нам, что подлинный папа свят, а еще что-то про четвертую эпоху, которая будет последней и скоро настанет. Нам говорили, что настоящий папа ― это Дольчино. Я не слишком верю, ― добавил он с грубым хохотом, ― что он был свят, этот папа, со своей Маргаритой, которая никогда не расставалась с ним. Главное, что следует сделать, ― это покончить с церковью, уничтожить папство, священников, монахов… этим мы и занимались.

Дольчино, как многие францисканцы из еретической ветви спиритуалов, принял учение Иоахима Флорского [55] Иоахим Флорский (1132–1202) ― итальянский цистерцианский монах, яркий мыслитель философско-мистического склада. Его учение о наступлении Третьего завета, связанного с господством монашества, было осуждено католическими Соборами. которое Данте хорошо знал. Но Дольчино извратил эти идеи, чтобы сделать их более подходящими к собственной доктрине. В схеме четырех эпох две первые, относящиеся к Ветхому Завету и пришествию Христа, ушли в небытие. В третьей эпохе церковь принялась приумножать свои богатства, скупая земли и разлагаясь. Все это заканчивалось провозглашением новых «апостолов» и призывом истребить папу, духовенство, монахов, нищенствующих и отшельников. Четвертая, новая эпоха, характеризуемая всеобщим миром, должна была породить по-настоящему святого понтифика, ангелоподобного папу, о котором говорил Иоахим Флорский. Это было место, которое Дольчино присмотрел для себя. В остальном из-за преследования дьявольской церкви было необходимо жить скрытно, но бороться за искоренение зла.

― Когда нас настигала инквизиция, ― продолжал говорить преступник, ― мы, апостолы, искали свою гору Сион, так говорил Дольчино, надеясь найти ее между Новарой и Верчелли, в Паред Кальва, диком, труднопроходимом месте. Что будет дальше, мы не знали. У нас было легкое вооружение, маленький отряд. К концу лета мы пришли на место. Инквизиторам было с нами не справиться, мы чувствовали себя еще сильнее. Мы выдерживали атаки собак наемников, которых послал епископ Авогадро. Это был настоящий крестовый поход, да… Они осаждали нас до наступления зимы. Они не смогли победить нас оружием и думали, что смогут сделать это голодом и холодом. Мы тогда спустились в долину, ускользнув от них, и грабили все на своем пути. Мы забирали всю еду в городах, а кто сопротивлялся, тот умирал, вот так, ― с ностальгией в глазах рассказывал преступник. ― Наступила ужасная зима, каждый новый день был холоднее предыдущего, мороз не спадал. Замерзла вода в ручьях, подход к долине стал невозможен из-за снега и льда. Слабые болели и умирали. Еды совсем не осталось ― ни собачины, ни конины, не было никаких животных в Паред Кальва. От нас остались кожа да кости, мы разрывали снег и искали корни, траву, листья… Мы даже стали есть мертвецов, ― произнес он с дьявольской улыбкой.

― Но когда Дольчино приказал оставить этот лагерь, не было желающих… ― уточнил Данте.

― Не все мы хотели гибнуть в немыслимом путешествии по замерзшим горам, ― ответил бегин, улыбка словно прилипла к его лицу. ― Дольчино потерял поддержку и удачу. Мы всегда знали, чего хотим, и не собирались становиться мучениками из-за какого-то человека. Даже если он был святым папой… ― добавил он язвительно.

― То есть вы не были соратниками? ― удивленно уточнил Данте.

― Мы были соратниками, но не его, ― с нескрываемым удовлетворением ответил бегин. ― Оставаться в могиле Паред Кальва тоже было самоубийством. Остались только умирающие, мы молча ушли весенней ночью. Дольчино сказал идти к Верчелли или Бьелла, по немыслимым дорогам. С помощью пастухов, которые знали эту чертову землю, мы выбрались из холодных, суровых гор. Во Фландрии нет чертовых гор, — пояснил он с тоской, но тут же лицо его снова окаменело. ― Люди проклинали нас! А ведь совсем недавно они восхищались нашим мужеством и целовали зад Дольчино. Любовь превратилась в ненависть, ― проговорил он с отвращением. ― Мы шли по очень бедным землям, Дольчино знал, что жить там невозможно. Епископ тоже, и так как он искал Дольчино, то ни на кого больше внимания не обращал. Так нам удалось ускользнуть, ― заключил бегин, самодовольно улыбаясь.