Элизабет Редферн - Золото Ариеля

— Я искал одного человека, — сказал ему Хэмфриз осторожно. — Но я опоздал. Птичка улетела, возможно, преследуя другую добычу.

Садовник встал и отряхнул полы своего плаща.

— А теперь мне нужно пойти проверить виноградные лозы в теплице одного богатого человека. Лозы не желают разрастаться. Ни я, ни кто-либо другой ничего не могут сделать. Я им говорил, я предупреждал, когда их сажали прошлой весной, что звезды не благоприятствуют.

Он отвернулся, глядя на восток, на далекую массу крупных морских судов. Потом снова посмотрел на Пелхэма.

— Ваш корабль. Он вернулся домой?

— Нет, — сказал Пелхэм. — Он пропал навсегда.

— А, — с сожалением сказал садовник. — Очень жаль. Но звезды должны благоприятствовать, чтобы такое предприятие имело успех. А спуск корабля, любого нового корабля, связан с большой опасностью.

Он встал и собрался уходить, его плечи были неестественно ссутулены для человека далеко не преклонного возраста. Вдруг Пелхэм окликнул его:

— Стойте. Что вы хотите сказать?

— Наверное, я хочу сказать, — сказал Хэмфриз, — что я тоже совершал ошибки. Теперь я собираюсь сделать, что могу, чтобы исправить их.

Пелхэм видел, как он поманил неуклюжего увальня, слонявшегося поблизости и глазеющего на корабли. Юноша быстро подошел к нему, на лице его было выражение наивного прилежания. Хэмфриз сказал Пелхэму:

— Присматривайте за вашим сыном.

И они оба ушли — странный согбенный садовник и его юный помощник, возвышающийся над ним.

Пелхэм стоял в смятении. Потом продолжил свой путь домой, где и узнал, что ни его жены, ни Себастьяна нет дома. Слуги сказали, что госпожа отвела сына к своему родственнику графу Шрусбери праздновать Рождество.

Пелхэм через силу улыбнулся.

— Конечно. Она же мне говорила. Я и забыл.

Но в эту минуту он решил, что Кейт больше не жена ему. А самому ему, очень может быть, больше вообще не стоит жить.

Кейт торопливо шла по холодным улицам Лондона в северном направлении. Лавки и дворы торговцев были заперты, а покрытые снегом улицы пусты, если не считать закутанных по случаю холодной погоды людей, возвращающихся из церкви или идущих в гости к соседям.

Она свернула в Аллею Роз, где нищие собрались вокруг костра. В прошлый раз, когда она была здесь, они окружили ее, клянча милостыню, по теперь остались стоять на месте, молча глядя на нее. Для них было все равно: что Рождество, что любой другой день.

Кейт посмотрела в конец улицы на дом Мэтью Варринера и увидела, что дом этот разрушен, ставни болтаются, двери — там, где они не обуглились от огня, — выбиты и сорваны с петель.

Она стояла, не в состоянии ни думать, ни дышать. Потом услышала, как мужской голос тихо сказал у нее за спиной:

— Что толку искать людей в этом доме, мэм. Как видите, здесь больше никто не живет.

Она обернулась и посмотрела на крупного человека с крючковатым носом, темноволосого и темнобородого.

— Я Патрик, друг Неда, — сказал он с характерным мягким выговором ирландца.

Она заметила, что в руках у него лютня. Лютня Неда. Кейт произнесла:

— Что случилось с ними?

— Пришли в полночь, мэм.

— О ком вы говорите? Кто пришел?

— Враги. Они подожгли дом. Мэтью мертв, Элис мертва, прости, Господи, все ее грехи против Мэтью. Они умерли, потому что слишком много знали о тайне изготовления золота. Воистину страшное это дело — жадность, которой заражено столько людей.

Сердце у Кейт громко билось, и ей показлось, что оно разорвется. Тайна изготовления золота. Письмо Джона Ди к Ариелю. В горле у нее пересохло. Она прошептала:

— А Нед? Что сталось с Недом? Прошу вас, скажите мне. Я должна поговорить с ним.

— Он жив. Но его держат в заключении в Альсатии.

Она тихо вскрикнула.

— Некоторое время с ним ничего не случится, — продолжал Пэт, — потому что они полагают, что он может делать золото. Это Робин мне рассказал.

Он указал на тощего паренька с тревожным лицом, казавшимся особенно жалким из-за красных обрубков на месте ушей.

— Жажда золота, — продолжал Пэт, — вот почему все это случилось. Смерти. Пожары. Плохое дело, мэм.

Он обвел жестом разрушенные дома.

— Но хотя бы лютня Неда спасена. Я сберегу ее, пока он не выйдет на свободу.

Из развалин появились еще люди и молча подошли к ним. Кейт узнала рыжеволосого Дейви — одного из тех, кто так радушно отнесся к ней, когда она в первый раз пришла сюда; но теперь вид у него был подавленный, он растерянно сжимал шляпу в крупных руках, а маленький Пентинк топтался рядом. Были и другие — цыгане, как она решила, и несколько рабочих, кожа и одежда которых была пропитана угольной пылью. И там был старый человек, взволнованный, с добрым лицом, которого они звали доктор Льюк.

— Патрик, — сказала она, — я должна найти Неда. Как мне попасть в белое братство?

— Сами вы этого не сможете. Но если вы сделаете, как мы скажем, мы приведем его к вам. Скоро.

В ее сердце затеплилась надежда, но Кейт боялась ее спугнуть.

В этот вечер Нед не спал и ходил по камере; снаружи в темноте раннего вечера белел снег, а обитатели вольной Альсатии отмечали Рождество шумным пиршеством, которое время от времени стихало, потому что его участников охватывало пьяное изнеможение. Насколько он мог слышать, празднование продолжалось весь день, и кажется, ему предстояло длиться всю ночь. Лазарь обещал, что он утащит и принесет ему парочку жареных каплунов, когда начнется главная часть празднества. У Неда все попытки Лазаря скрасить нынешнее заключение вызывали лишь сожаление. Шотландец не мог не видеть, не мог не знать, как обошлись с Недом.

Теперь Лазарь склонился над огнем в углу, вцепившись в выписки из письма Неда, и хихикал, подмешивая в тигель то каплю того, то щепотку сего.

— Я видел, как это делают в Праге, — сказал он, подбрасывая уголь в огонь. — Помните, Нед? Я наблюдал за ними в их маленьких домах у стен замка, на Златой улочке. Очищение, очищение и еще раз очищение… И так они получали Белый Камень — самое прекрасное зрелище, которое я видел за многие годы, пока не взглянул на письмо, что вы заполучили, письмо доктора Ди.

Он указал на письмо, которое Нед оставил на столе.

Бормотанье Лазаря почти потонуло в шуме пьяных голосов, орущих снаружи. «Интересно, — думал Нед, — как дела у Робина? Слава богу, что он оказался вне всего этого».

Раздался треск — это шотландец-алхимик уронил медный сосуд, который держал в руке, и быстро поднял его. Нед спросил: