Виктор Мережко - Сонька. Конец легенды

— Мне приятно ваше общество, барон, — склонила голову бывшая прима. — Вы также сочувствуете революционерам?

— Не только сочувствую, но всячески способствую их делам.

— Делу, которое мне прочат господа, вы также готовы способствовать?

— Думаю, в первую очередь.

— И что же это за столь важное дело?

В комнате рассмеялись.

— Мадемуазель Табба, — сухо произнес Губский. — Давайте все-таки подчиняться внутрипартийной дисциплине. Иначе все может закончиться крахом, — он снова закашлялся. — Первое… Вам следует сменить кардинально внешний облик, чтобы образ дамы в кисее не прилип к вам. Второе… Держать связь с нами будете только в исключительных случаях через господина Беловольского или его уполномоченных. Никакой инициативы. И третье… Надо почаще выходить в свет, желательно со спутником. Даже если кто-то узнает в вас бывшую приму, это придаст не только пикантности вашему существованию, но и легализует вас в обществе. Хотя лучше бы играть роль дамы таинственной и непонятной. Это позволит вам завести в свете весьма полезные знакомства.

— Позвольте роль спутника для первого выхода в свет зарезервировать за мной, — с улыбкой обратился барон к Таббе.

— Как вам угодно, — пожала она плечами. — Мне совершенно без разницы, на чью руку опираться и кому улыбаться.

— Обидно, зато откровенно. Не желаете ли посетить театр, который когда-то был связан с вашим именем?

Бывшая прима на миг задумалась, неожиданно ответила:

— Почему бы нет?

— Значит, билеты будут куплены, и вам сообщат об этом заранее.

— Буду ждать. — Бессмертная поднялась, опустила на лицо кисею. — Я могу идти?

— Да, вы свободны. И помните мои советы, — протянул ей руку Губский. — Особенно по поводу смены облика.

— Да, я приняла к сведению, Ефим Львович. Лишь бы господин барон при встрече не обознался.

— Да уж постараюсь, сударыня.

Табба откланялась, Беловольский направился ее провожать. Вышли в прихожую. Здесь было пусто и гулко. Стали спускаться по деревянной лестнице и вдруг услышали шаги поднимающегося человека.

Беловольский слегка замедлил шаг, даже отстранил гостью к стенке, как вдруг перед ними возник не кто иной, как Константин Кудеяров.

Граф непринужденно улыбнулся, протянул руку Беловольскому, как давнему знакомому.

— Мое почтение, — и приподнял шляпу в сторону дамы. — Сударыня?..

— Здравствуйте, — негромко ответила Табба.

— Меня ждут? — поинтересовался Константин.

— Вас ждут всегда, граф, — ответил Беловольский.

— Прелестно, — улыбнулся тот. — А мадемуазель уже уходит? — он явно не узнал Таббу.

— Да, мадемуазель торопится.

— Жаль. Не мог предположить, что в вашей партии столь очаровательные особы! — Кудеяров поспешил наверх, пару раз оглянувшись вдогонку уходящим.

Когда вышли во двор, Табба спросила Беловольского:

— А что здесь делает граф Кудеяров?

— Он помогает партии.

— Деньгами?

— Ну не болтовней же! — рассмеялся Беловольский. — Вы с ним знакомы?

— В прошлой жизни.

— Он не узнал вас?

— Видимо, нет. Это и к лучшему.

Когда уже подходили к воротам, провожающий приостановил девушку.

— Вы для нас действительно бесценны. Тем более что мы готовим акцию, которая заставит вздрогнуть Россию.

— С моим участием?

— Не думаю. Ваша акция должна случиться в ближайшие два-три месяца, и носить она будет предупредительный характер. Главное же мероприятие мы планируем провести к осени, и касаться оно будет едва ли не главного лица страны.

— Государя?

— Нет, царя трогать не будем. Он слишком слаб и ничтожен. Мы возьмем на прицел фигуру более мощную и влиятельную.

— Премьер-министра?

— Это ваши фантазии, но не мои, мадемуазель. — Беловольский с усмешкой поцеловал руку девушки. — Благодарю, до ближайшей встречи.

Пролетка ждала артистку. Она легко встала на ступеньку, махнула Беловольскому, застывшему в улыбке, и извозчик погнал лошадей в сторону города.

Мирон Яковлевич разложил на столе несколько карандашных портретов предполагаемых налетчиков — дамы под кисеей, господина с бородкой. Китайца. Жестом пригласил Гришина подойти.

Тот, взглянув, хмыкнул:

— Колоритная компания… Налет на банки был совершен именно этими особами?

— Налетчиков было несколько. Но лидеров трое: дама под кисеей, господин с бородкой и азиат — то ли китаец, то ли кореец.

— Лицо дама всегда прячет под кисеей?

— Всегда. Это ее фирменный знак. Причем, по рассказам очевидцев, именно она главный персонаж банды. Мужчины всего лишь прикрытие.

— Как думаете, почему она прячет лицо?

— Версии две. Первая — желание создать некий загадочный образ. Робин Гуд под сеточкой.

— В таком случае мужчина также должен был бы придумать какую-либо хреновину на физиономию.

— Логично. Поэтому возникла вторая версия… Мы не исключаем, что лицо сударыни имеет определенный физический дефект.

— То есть она его все-таки прячет?

— Получается что так.

— Любопытно, — Егор Никитич вновь принялся внимательно изучать рисунки. — Какие-либо косвенные подтверждения данной версии существуют?

— Да, существуют. Один из банковских чиновников сообщил, что правый глаз дамы перехвачен широкой черной ленточкой.

— Даже так? — искренне удивился Гришин. — Это уже нечто, — отложил рисунки, опустился на стул. — В картотеке есть криминальные личности с подобным дефектом?

— Таковых, Егор Никитич, нет. Мы предполагаем, что это либо какие-нибудь залетные, либо из политических.

— Политических? — удивился Гришин. — Им-то зачем так рисковать?

— По данным агентуры, эсеры, анархо-коммунисты и прочая революционная дрянь для добывания денег идут на любые преступления, вплоть до сращивания с воровским миром. Поэтому налеты на банки вполне могут быть делом их рук.

— Вы правы, — согласился Егор Никитич. — В моей практике был подобный случай. Помните дело поэта Марка Рокотова?

— Обижаете, Егор Никитич! — развел руками Миронов. — Там еще фигурировал некий поляк, финансировавший «Совесть России».

— Совершенно верно. Казимир Тобольский… Любопытно, какова его судьба?

— Пожизненная каторга. Там и сгниет.

— Лекарю лекарево, а пекарю пекарево, — заключил Гришин, с удовлетворением потер ладони. — Занятное дельце намечается.

— Я бы сказал, заковыристое, — уточнил Мирон Яковлевич. — Мои агенты разбросаны бог знает по каким лункам, и пока никакого улова.

— Вот потому и занятное. Когда все как на ладони, никакого азарта. А здесь есть за чем погоняться.

— Будем работать, Егор Никитич? — протянул ему руку Миронов.

— А кто вам сказал, что нет? — Гришин постоял в некотором раздумье, заметил: — А вот с азиатом они, похоже, просчитались. Его как раз проще всего посадить на зацепку. Слишком заметен… Объясните, Мирон Яковлевич, это своим агентам.