Джулио Леони - Закон тени

Не обращая внимания на возню у себя за спиной, Джованни с любопытством склонился над рисунками. На всех было изображено обнаженное женское тело необычайной красоты, нарисованное в разных позах. Рисунки, наверное, представляли собой эскизы к более сложной композиции. И на всех — одно и то же тело вытянутых пропорций, но… без головы. Художник, видимо, сосредоточился на движении своей модели, а лицо пока во внимание не принимал. Или сознательно не хотел его показывать.

Пико вытащил из сумки портрет, найденный под телом Фульдженте, и приложил его к одному из рисунков. Может, по простому совпадению, но ему показалось, что лицо прекрасно совместилось с фигурой. Словно одна и та же рука сперва нарисовала их, а потом, по каким-то таинственным соображениям, разделила.

За его спиной глухой удар кулака и крик боли, видимо, ознаменовали конец драки. Он быстро положил рисунок на место и обернулся, успев заметить, как темноволосый мальчишка с плачем выскочил в дверь, закрыв обеими руками окровавленное лицо.

— Этот идиот получил, что заслужил. Я давно хотел с ним расквитаться! Теперь ему не художник, а кое-кто другой нужен, чтобы вернуть смазливую физиономию! — задыхаясь, крикнул белобрысый с видом триумфатора.

Потом бросился к матрасу и начал кидать в сумку свои нехитрые пожитки.

— Ты что делаешь? — спросил Пико.

— Ухожу! Довольно! Наработался я у этого психа!

— А та женщина, о которой ты говорил… Ты ее видел?

Паренек кивнул и ехидно усмехнулся:

— Мастро Сандро ее ревнует, а потому бережет не хуже своих красок. Никто никогда ее не видел. Но я знаю, что она существует.

— Откуда ты знаешь?

Белобрысый засунул еще какую-то вещь и начал завязывать сумку.

— Когда я прихожу к нему с красками, я всегда чую ее запах. Тут уж я не ошибусь, — добавил он с видом бывалого человека. — Это запах женщины, а не козы, которую хозяин держит у себя!

Пико лихорадочно размышлял. Паренек двинулся к выходу, больше не обращая на него внимания. Пико задержал его за руку.

— Мне надо увидеть твоего хозяина за работой!

— Я же сказал: нельзя!

Парень попытался высвободить руку и, видя, что его не выпускают, замахнулся кулаком. Пико резко завел ему руку за спину, и тот вскрикнул от боли.

— Никогда не замахивайся на того, кого не знаешь, — холодно произнес граф Мирандола и дал ему пинка.

Мальчишка сразу успокоился и умоляюще на него взглянул.

— Не могу, — жалобно всхлипнул он. — В капеллу никто не может войти, там папская стража!

Пико выпустил его и тряхнул кошельком, висевшим на поясе, так, чтобы звякнуло серебро. — Подумай хорошенько. Вдруг все-таки сумеешь? Ведь ты же приносишь ему краски?

— Да, но…

— Проведешь меня к нему — будет тебе серебряный карлино [58] Карлино — старинная серебряная монета. .

Лицо мальчишки вспыхнуло жадностью. С минуту он думал, потом пожал плечами:

— Ладно, доведу вас до дверей капеллы, а там уж рассчитывайте на себя.

Пико натянул забрызганную красками рубашку паренька. Согнувшись под тяжестью корзинок, они поднялись по лестнице, ведущей к залам. Старое здание Парадной капеллы было окружено строительными лесами: Папа Сикст приказал перестроить ее в зал для аудиенций и сделать здесь свое личное святилище. Снаружи массивное кирпичное здание больше походило на крепость, чем на культовую постройку. Наверное, тот, кто его проектировал, имел в голове план защитного сооружения, скалы, под прикрытием которой можно было вести сугубо личные беседы с Богом, а также напрямую отправиться на Небеса, не опасаясь, что кто-нибудь за тобой увяжется.

Они прошли мимо вооруженных стражников, едва удостоивших их взглядом. Должно быть, солдаты привыкли, что тут постоянно снуют подмастерья, а может быть, узнали мальчишку. Дозорные были увлечены болтовней об играх и женщинах, и Пико вдруг пришло в голову, что, наверное, стража у Гроба Господня мало чем от них отличается.

Джованни с подмастерьем миновали портал и вошли в просторное помещение, которое должно было стать парадным залом.

Здесь мальчишка остановился, поставив корзинку на землю.

— Дальше я идти не могу. Мастро Сандро меня убьет, если узнает, что я привел вас сюда. Платите, что обещали.

Пико пошарил в кошельке в поисках монеты, но, прежде чем вложить ее в руку паренька, посмотрел в глубь зала, где из-под двери выбивалась полоска света.

— А ты уверен, что он там?

— Уверен, — отозвался парень, схватив монету. — Он ходит сюда каждую ночь, если нет кого-то из других художников. И никого не пускает: говорит, что хочет создать новые формы и никто не должен видеть работу, пока она не закончена.

Он повернулся и быстро исчез. Оставшись один, Пико тоже поставил свою ношу на землю и осторожно направился к единственному источнику света в темном зале. Из-за двери, больше чем на метр от порога, лилось странное разноцветное сияние, какое бывает, когда солнечные лучи проходят сквозь витражи в соборе. Пико заглянул внутрь. На миг глаза его ослепли от волн яркого света и цветных вихрей, которые заполняли помещение. Тогда он шагнул за порог.

Сикстинская капелла

Над головой, на высоте примерно сорока локтей, простирался голубой свод с мириадами золотых звезд. Он соединял две стены, покрытые ослепительно яркими изображениями. Десятки фигур, античные здания, развевающиеся на ветру одежды и плащи — все это переходило с картины на картину, и перед глазами разворачивались сюжеты Священного Писания, переданные с необычайной силой. Мало где Пико доводилось увидеть такое ясное и убедительное воплощение драмы человеческих деяний, попыток облечь в форму слово Божье. Оно оставалось недостижимым. За всем этим полыханием цвета и богатством движений таилось глубокое молчание, исключающее всякий изреченный ответ.

В продольном нефе горели сотни свечей. Они были закреплены повсюду: на украшенном спиральной мозаикой полу, в углах, на балюстраде хоров, на козлах и лесах. В помещении не осталось почти ни одного неосвещенного уголка. И все же кое-где мрак наступал, словно напоминая, что даже на священной территории присутствует непобедимое зло. Свет повсюду был настолько ярок, что в нем тонули изображения: они казались отражениями на поверхности большого озера, и краски блекли в ослепительном сиянии огня.

Заслонив глаза козырьком ладони, Пико сделал несколько шагов к центру капеллы. Здесь, за балюстрадой, отделявшей место для духовенства, свечи были выставлены в круг, центр которого сиял еще ярче. В середине его, как языки темного пламени в световом потоке, двигались тени.

Одна принадлежала мужчине, другая женщине. Мужчина, одетый в грубый балахон, забрызганный красками, стоял возле стола, где громоздились склянки, чашки, кисти и мастихины. Занесенная рука целилась в большой холст, закрепленный на двух мольбертах, глаза не отрывались от того места, куда сейчас ляжет мазок, словно дожидаясь, когда прекратится кружение света и определится та самая единственно верная точка.