Джулио Леони - Закон тени

Буквы танцевали перед возбужденным взглядом Джованни, как мотыльки возле лампы. На миг ему показалось, что этот текст лишен всякого смысла. Гермес Трисмегист по какой-то загадочной причине решил сыграть с читателем злую шутку. Или же божественное проклятие навсегда спрятало тайну этих страниц. Неужто единственная возможность, оставленная человеку, — это бесконечные перестановки, бесполезные погружения в реку значков меж двух таких же непостижимых берегов?

Может, кто-то уже пытался идти по этому пути и то, что он держал сейчас в руках, всего лишь плод бесконечных метаморфоз, переходов из ниоткуда в никуда?

Обескураженный Пико уже собрался сдаться, но вдруг в сплошном ковре знаков, на вид совершенно бессмысленных, глаз поймал сочетание: «многоевжизнилюбил».

И юноша точно проснулся. Как же от него ускользнуло такое простое объяснение! Автор по каким-то соображениям не обозначал интервалы между словами, как это было принято. Следуя обычаям древних, он писал подряд, компактными блоками.

Знаки сами собой стали разделяться, и на странице появились пробелы. Теперь, когда Пико схватил схему, начал проявляться сложный, но вполне понятный смысл написанного. Так сквозь утренний туман, как по волшебству, проступает окружающий пейзаж.

— «Это сон Полифила, того, кто многое в жизни любил. Он приглашает всех, кто многое в жизни любит, грезить вместе с ним», — прочитал он вслух первую попавшуюся на глаза осмысленную фразу. Так скульптор несколькими ударами высекает из мрамора, поразившее его лицо.

Буквы высвободились из инертной материи, голос вдохнул в них гармонию, и они выстроились в рассказ. Это было повествование о человеке, который многое в жизни любил.

— «В тот утренний час, когда Солнце вместе с розовой Авророй выезжает на своей квадриге, я, Полифил, лежал на скромном ложе, истомленный усталостью плоти и муками неразделенной любви. И разум мой погрузился в грезы».

Пико почувствовал, как в нем нарастает волнение. Он читал о чудесном путешествии среди величественных зданий и бьющих фонтанов, о том, как Полифил отправился за своей возлюбленной Полией. Она мелькала впереди, за арками и воротами, а он пробирался к ней сквозь решетки и каменный сад, на ходу сражаясь со странными существами, населявшими город.

Он шел в поисках… чего? О чем говорилось в повествовании, что означало это загадочное путешествие? Полифил — еще одно имя Орфея? А каменный сад — место, где покоятся тени? В тексте не было никаких следов того, что Пико ожидал там встретить, — тайных формул для заклинания демонов. Где же здесь могущественный и властный голос, способный вызвать мертвых обратно на землю? Где ритуал Гермеса, по следам которого его отправил Лоренцо Великолепный, вдохновленный несбыточной надеждой? Нет и никогда не было никакого ритуала! Напротив, книга повествовала о сияющем восхождении среди ворот и зданий невиданных форм за упрямым, капризным и влюбленным существом, красота которого пронизывает все вокруг. Каждое место, куда попадает герой, отмечено этой красотой.

Среди этих пейзажей обретает он смысл жизни, летя во сне над брусчаткой улиц заколдованного города к последнему мосту, который триумфальной аркадой возвышается над рекой.

Пико перевернул еще одну страницу, приближаясь к концу рассказа. Вот сейчас он доберется до последней тайны. Он был настолько поглощен чтением, так лихорадочно искал глазами слова в неподатливой массе значков, что не заметил, как у него за спиной выросли молчаливые фигуры.

В крипте колонны Траяна

— Вы ее все-таки нашли, — прошелестел у него за спиной чей-то бесцветный голос.

Джованни резко обернулся, ища под плащом рукоять кинжала. Крипта заполнилась темными силуэтами, словно странные фигуры, изваянные на зданиях и фонтанах города-грезы, внезапно сошли со своих мест и ожили.

Он захлопнул книгу и сунул ее под куртку, чтобы освободить руки. А может, ему не хотелось с ней расставаться.

Человек, заговоривший с ним, улыбнулся из-под капюшона, низко надвинутого на лицо.

— Это ни к чему, друг мой. Мы хорошо знаем книгу, для нас в ней нет секретов. Но для всех ее содержание должно оставаться тайной, пока не настанет время и великий Архитектор не сможет воздвигнуть свой храм. Тот, что задумал Леон Баттиста. Отдайте книгу.

Пико отступил на несколько шагов и уперся спиной в стену. С этой позиции ему было хорошо видно всех. В крипте стояли двенадцать человек, вооруженных обоюдоострыми мечами. Они держали оружие вертикально, как большие свечи во время церковных процессий. И было в них что-то странное — какая-то нелепая смесь покорности и угрозы. Эти люди не выглядели воинами, в то же время в них чувствовалась готовность напасть.

Он вгляделся в их лица и был поражен тем, насколько они не похожи друг на друга. Иные несли на себе печать аристократического благородства, иные были обветрены и обожжены солнцем, а иные хранили следы нищеты. Но у всех решительно блестели глаза.

Один из них, державшийся за спиной говорившего, шагнул вперед.

— Да, друг мой. Ты искал Академию. Она перед тобой, — сказал Франческо Колонна. — Отдай книгу — или умрешь.

Пико быстро оценил ситуацию. У незнакомцев был явный численный перевес, но структура пространства зала работала на него. Стараясь не привлекать внимания, он дотянулся рукой до кинжала под плащом и крепко стиснул рукоятку.

Мышцы на шее инстинктивно напряглись. Мозг лихорадочно работал, вспоминая занятия в ружейных залах. Поединок — это как игра в шахматы, где побеждают или терпят поражение в один ход. Ты все время на шахматной доске, где твои противники — пешки. Пользуйся врагом как щитом, как поступил с пешками, защищаясь от ферзя.

Если он бросится в центр группы и заколет первым того, кто говорил, то остальные невольно загородят его своими телами. И если у них нет привычки выкручиваться из любой ситуации, то, скорее всего, они ранят друг друга. Или же, как раз наоборот, опасаясь нанести друг другу увечье, они затопчутся в нерешительности и дадут ему уйти.

— Великий Архитектор? Кто это? — спросил Пико. — Кстати, с кем имею честь?..

Джованни тянул время, шагнув к незнакомцам и занимая еще более выгодную позицию.

— Он стоит у начала всего сущего. К нему жаждут вернуться наши души, обессиленные обманом короткой интерлюдии, которая зовется жизнью. Я всего лишь скромный подражатель его делу. Мое имя Абенцио Спина. Отдайте мне книгу, — повторил Спина, протянув руку. — Она написана не для глаз непосвященного.

Пико поднял кинжал на уровень груди, защищая то, что находилось у него под курткой.