Ольга Крючкова - Роза Версаля

От наблюдательного министра не ускользнула размолвка короля с Генриеттой. Фуке понял, что настал момент вернуть расположение короля, и быстро удалился в свои покои. Сняв с шеи заветный ключ, он открыл потайную дверцу за картиной, изображавшей полнотелую Данаю[2], и извлёк из тайника небольшую бархатную коробочку. Фуке открыл её и в последний раз взглянул на розовый бриллиант, полученный им несколько месяцев назад в качестве взятки от известного парижского ювелира, обнадёженного, что министр поспособствует ему в приобретении замка Монтей и окрестных земель. Ювелир поведал Николя Фуке и историю бриллианта: тот в своё время принадлежал знатной мавританской семье, бежавшей во Францию от преследований Изабеллы Арагонской. Министр не сомневался: этот камешек доставит королю удовольствие, и тот позволит ему остаться у кормила власти!

Когда Фуке вернулся с заветной коробочкой в театральный павильон, представление подходило к завершению. Гости, пресытившись полуголыми нимфами и фавнами, а также их излишне откровенными действами, скучали. Министр взглянул на Людовика: тот тоже не скрывал безразличия к происходящему на сцене, явно высматривая кого-то в разноцветном скоплении гостей. При виде появившейся на аллее Луизы де Лавальер король оживился, и Фуке догадался, что именно эта хромоногая фрейлина из свиты блистательной Генриетты Английской завладела теперь его сердцем. Улучив подходящий момент, когда король, видимо, уже пребывал во власти любовных фантазий, министр обратился к нему:

– Ваше величество!

Людовик равнодушно воззрился на подданного:

– Что вам угодно, Фуке?

– Простите меня за дерзость, Ваше величество… Я просто хотел преподнести вам небольшую безделушку, дабы она послужила достойным украшением той, которая в данный момент более всего занимает ваши мысли.

Король удивлённо вскинул брови и вновь посмотрел на аллею: Луиза и Ора шли медленно, слишком медленно…

– А вам, Фуке, известны мои мысли? – усмехнулся Людовик.

Министр поклонился.

– Что вы, Ваше величество, как можно?! С моей стороны это было бы неслыханной дерзостью! Прошу простить меня… – и, не тратя более слов, министр распахнул бархатный футляр. Взору Людовика предстал розовый бриллиант дивной красоты, огранённый розой[3].

– Прелестная вещица! – воскликнул король и, не удержавшись от соблазна, потянулся за бриллиантом.

– Ах, Ваше величество, я безмерно рад, что угодил вам! Конечно, размерами сей камень не может соперничать с бриллиантами Великих моголов и индийских раджей, но обратите внимание на его дивный розовый цвет! И на его прозрачность! Сей алмаз просто призван украсить самую прелестную и нежную шейку, – Фуке многозначительно посмотрел на короля.

Людовик с явным удовольствием любовался ценным подношением. Повернувшись к арке, буйно обвитой розами, он посмотрел на цветы сквозь камень.

– Своими окраской и огранкой бриллиант напоминает цветок розы, – заметил монарх. И неожиданно воскликнул: – Так пусть же он станет отныне Розой! Розой Версаля!

Фуке согнулся в поклоне, стараясь не обнаружить улыбку, озарившую его довольное лицо, а Людовик поспешил навстречу Луизе де Лавальер, которой и суждено было стать обладательницей столь необычного бриллианта.

Увы, но «Роза Версаля» не спасла министра финансов от заточения в замок Пиньероль – всего лишь отсрочила сие печальное событие. Так что белочка, стремительно карабкающаяся по гербу бретонца Николя Фуке вверх, – Quo non ascendam? [4] – в конце концов, всё-таки сорвалась вниз …

Обладательнице же «Розы Версаля» повезло несколько больше: она почти десять лет оставалась главной фавориткой короля и даже родила от него троих детей. Однако всё когда-то проходит; прошла и любовь Людовика к Луизе де Лавальер.

Прождав однажды короля почти до рассвета и интуитивно догадавшись, что он разлюбил её и больше не придёт, Луиза в отчаянии накинула самый скромный плащ, прикрыла лицо капюшоном, вышла из дворца Тюильри и пешком отправилась в монастырь Шайо, захватив с собою единственный и самый дорогой сердцу подарок возлюбленного – бриллиант «Роза Версаля».

Настоятельница монастыря, увидев перед собой заплаканную придворную даму в изысканном платье под старым плащом, была потрясена. Не зная, как поступить, она разрешила Луизе помолиться в одной из часовен монастыря. Отчаяние молодой женщины оказалось столь велико, что она просто улеглась на холодные каменные плиты перед статуей Мадонны и пролежала так много часов, молясь и плача.

Король, узнав впоследствии о местонахождении Луизы, бросил государственные дела и примчался в Шайо, умоляя её вернуться. Однако Луиза осталась непреклонна: она уже знала, что Людовик всерьёз увлёкся молодой красавицей Атенаис де Монтеспан, и прекрасно понимала, что не в состоянии будет противостоять напористой графине, не брезговавшей, по слухам, прибегать даже к чёрным мессам.

И всё же Людовик убедил Луизу не покидать, по крайней мере, светской жизни. Он подарил бывшей любовнице особняк недалеко от Пале-Рояль и первое время даже навещал её. Когда же Атенаис де Монтеспан окончательно овладела всеми его помыслами, Людовик – во искупление вины – пожаловал бывшей фаворитке титул герцогини и обширные поместья Вермандуа, где та и поселилась вместе с младшей дочерью Мари-Анной.

Лишь сполна насладившись величием и покоем замка Вермандуа, Луиза де Лавальер приняла-таки решение постричься в монахини и провести остаток жизни в монастыре Босоногих Кармелиток. Незадолго до полного отречения от мирской жизни она, опасаясь за судьбу «Розы Версаля» (ибо не могла взять камень в монастырь), поместила драгоценный подарок в шкатулку саксонского фарфора с секретом и вместе с другим имуществом, движимым и недвижимым, передала во владение своей дочери – Мари-Анне де Леблан де Лавальер.

«Кто может сравниться с Матильдой моей?..»

Из оперы «Иоланта»

1827 год, Москва

Алексей Фёдорович Полянский сидел за столом, печально созерцая видавшую виды скатерть и чашку с надколотым краем, в которую Глаша налила чаю. Алексей Фёдорович тяжело вздохнул, взял чашку, подул на чай и слегка отхлебнул.

– А что, Глаша, нет ли чего-нибудь к чаю? Ну, не знаю… бубликов хотя бы… – спросил Полянский и виновато посмотрел на прислугу.

Глаша, намеревавшаяся уже ретироваться на кухню, застыла на месте, а затем укорительно и без обиняков начала выговаривать хозяину:

– Вы, Алексей Фёдорович, меня удивляете! Где ж мне их взять, бубликов-то?! Я бы тоже их с удовольствием сейчас покушала, а приходится вон пустой чай хлебать… Да и то спитой уж два раза[5]!