Николай Свечин - Завещание Аввакума

Игнатьев, Благово, Каргер и поручик Федоров встали и молча, с чувством пожали Алексею руку. Тот был ошарашен — что делать? Куда бежать? Удобно ли звать Благово в ресторацию? А полицмейстера? И что скажут матушка с сестрицей! Как жалко, что папенька не дожил!

Но тут Благово начал рассказывать о посещении его Свистуновым со своим зловещим Игнатом, и стало не до ресторации. Граф был взбешен донельзя в гневе грохнул кулачищем по столу так, что чуть не смел на пол серебряный чернильный прибор.

— Как он посмел! Моего начальника сыскной полиции! В собственной квартире средь бела дня!

Немного успокоившись, он приказал:

— Арестовать обоих сукиных детей и запереть в острог. Посадить в самую грязную и вонючую камеру. И дело расследовать как можно медленнее. Они что думают, мы на них управу не найдем?

— Ваше сиятельство, — как всегда, принялся унимать разбушевавшееся начальство Благово. — Этого нельзя делать. Что мы сможем им предъявить?

— Ваш рапорт о попытке покушения плюс убийство купца Косарева.

— Ни то, ни другое не доказуемо. Хлысты наймут лучших столичных адвокатов, которые выставят нас на посмешище газетчикам. А два десятка свидетелей подтвердят, что в указанные дни они видели обоих обвиняемых в Богородске, и те из дому не выезжали.

Граф осекся, задумался. Упоминание о газетчиках особенно его не обрадовало.

— И что же тогда? Так им все и спустить?

— Ну зачем спускать такие вещи, Николай Павлович? Есть один вариант.

— Конечно! — хлопнул себя по лбу ладонью Игнатьев. — Ах я… генерал-адъютант! Буффалу на них наслать! Он же должен разыскать и представить завещание Аввакума.

— Точно так, Николай Павлович, — почтительно подтвердил Благово. — А чтобы мы были в курсе дела, приставим к нему титулярного советника Лыкова. У них хорошо вдвоем получается.

— Только где же их сейчас сыщешь? — сокрушенно сказал Каргер. — Они наверняка уже бежали из города. Домой кинулись — они ведь не здешние?

— Свистунов — потомственный почетный гражданин города Богородска Московской губернии. Показывает капиталы купца второй гильдии, хотя управляет суммами порядка двадцати миллионов рублей.

— Двадцать миллионов! — ахнул Игнатьев. — Это все его деньги?

— Это их деньги. Общественные капиталы, хлыстовские. Половина размещена в банковские вексели и в купонные облигации, остальные средства выданы в кредит хлыстовским предприятиям…

— Откуда вы все знаете, Павел Афанасьевич? — удивился генерал-губернатор.

— Служба такая, Николай Павлович… В Богородске у Свистунова огромная усадьба, 10 человек охраны плюс особый отряд боевиков во главе с Игнатом, оружейный склад, моленный дом, хлыстовская канцелярия, гарем, тайная почта и даже собственная тюрьма. Восемь соседних домов также куплены хлыстами, то есть вся улица иха.

— А полиция в Богородске есть?

— Есть, но она тоже иха.

— То есть, если Свистунов с Игнатом доберутся до дома, то нам их уже не достать?

— Они не могут сейчас поехать домой — мы их там в первую очередь искать станем, да и в поездах филеров выставим. Московский поезд только вечером уйдет.

— Вы только что убедительно доказали нам, что этого делать не надо! — изумился Игнатьев.

— Но ведь они же этого не знают! Поэтому допускают, что мы попытаемся их арестовать. А у них на руках бесценная реликвия — завещание Аввакума. Адвокаты когда еще появятся, мы рукописью уже завладеем, мало ли что с ней может случиться… Вдруг Каргер с Благово продадут ее за полмиллиона рогожцам и выйдут в отставку; им этих денег до конца жизни хватит. Поэтому Свистунов со своим цербером залегли в одном из тайных хлыстовских убежищ и пару недель там поживут. Спишутся с Богородском — были ли обыски. Пошлют несколько человек поездом в Москву — выяснить, есть ли в поездах филеры. И так далее…

— Логично, — согласился Игнатьев. — Вы, скорее всего, правы. Но как нам их тогда разыскать?

— Вряд ли они прячутся в Нижнем Новгороде, это слишком опасно. Скорее всего, они выберут место в каком-нибудь уезде, где слабы полицейские силы и имеется влиятельная хлыстовская община. А таких мест не так уж и много. Кроме того, Буффало учинит собственный поиск. Так с двух сторон и отыщем. Придется всю губернию обшаривать.

Четыре дня чехвостили полицейские губернию. Буффало исчез, наверняка, тоже искал рукопись. Однажды только появился, они пообедали вдвоем в трактире Барбатенкова, и там Лыков рассказал ему, как Иван Иванович «расколол» молодого Прохорова на встречу, и как его за это убили. Высказал подозрение, что увидел их разговор на улице, догадался о его сути и предупредил Лякина именно Иван Найденов.

Буффало слушал внимательно, задал несколько вопросов, потом сказал:

— Мы тоже чувствовали, что есть предатель. Про Найденова известно, что он тайно общается с «раздорниками» и претендует у них на важную роль; хочет выскочить из-под Морозовых и сам стать главным. Так что, ты, скорее всего, прав. Я расскажу о твоем подозрении Арсению Ивановичу.

— Неужто убьете?

— Прикажут — убью, конечно. Но ты не думай, я не палач какой. Я имею право голоса и всегда высказываю свое мнение. На совете я выскажусь за то, чтобы отобрать у Найденова в наказание его дело. Дадим ему маленькое содержание, пусть живет, но впроголодь.

— Как отобрать дело? А он захочет отдавать?

— Захочет, иначе мы его тогда точно убьем. А так будет жить в скромном домике на окраине, без права где-нибудь работать, и получать пенсию как у титулярного советника. Сколько там получают титулярные? — вставил шпильку Буффало.

— До смешного мало, — грустно ответил Лыков.

На этом в тот раз и расстались.

Ярмарка между тем развивалась и расширялась. Съехались наконец все купцы и мануфактуристы; 25-го июля, в день Макария Желтоводского, совершили второй крестный ход. Все лавки были открыты и ломились от покупателей, толпы зевак фланировали по улицам Гостиного двора и обоим берегам Бетанкуровского канала. В трактирах и ресторанах рядились купцы, торговались за полкопейки с партии; открылись цирк, неизбежный зверинец и оба ярмарочных театра.

На Самокатах с исчезновением зловещего трактира Кузнецова все переменилось. В толпе, между балаганами и портерными ходили сильные полицейские наряды; одетые в статское агенты сыскной полиции ловили карманников прямо на месте преступления. Ночью вместо городовых дежурили казаки, у которых с подозрительным элементом разговор был короткий. Второго по величине самокатского злодея Ивана Сушкина вызвали к полицмейстеру, и тот так с ним поговорил, что трактирщик срочно уехал на все время ярмарки в деревню (это в самый-то разгар!), оставив заведение на малохольного младшего брата.