Мэтт Рубинштейн - После дождичка в четверг

А потом он услышал. Мягкий щелчок, потом еще один. Чирканье зажигалки. Дважды. Этот звук доносился не с кухни. Мужчина так волновался, что не устоял перед соблазном закурить; возможно, выпускал дым в форточку и пытался унять дрожь в руках. Джек потянул носом воздух и уловил запах дыма — он почти был в этом уверен.

Он спустил воду и вернулся в кухню. На секунду Джеку показалось, что он ошибся, что курила Джуди, но это было не так. Она заново наполнила свой бокал и опустилась в кресло, а потом протянула бутылку Джеку. Ее взгляд не вызвал в нем ничего, кроме отвращения и жалости.

— Люди не всегда понимают друг друга, Джек, — медленно проговорила она. — И не видят смысла что-то менять.

Он осушил свой бокал и поставил на стол. Больше эта женщина для него не существовала.

Джек ехал по переулкам, и ему казалось, что мир сделался ярче и четче — теней стало меньше, недостатки выступили на поверхность. В доме Джуди мужчина, а после смерти Фрэнка прошло меньше двух месяцев. Она намекнула на «проблемы», но Джек даже представить себе не мог, что дела обстояли настолько плохо…

Он остановил машину у самой кромки воды и уселся на край мола. Всего несколько дней назад он был здесь — после взрыва в лаборатории, когда ему казалось, что гавань пересохла и зыбучие пески тянутся до противоположного берега. Та иллюзия была следствием сотрясения мозга; теперь сверкающая вода возвратилась, и все стало понятнее.

Если Джуди встречалась с другим мужчиной и Фрэнк знал об этом — или если узы брака настолько перестали ее удерживать, что она смогла влюбиться за столь короткое время, — то, конечно, вполне мог заточить себя под церковными сводами. Только вот вернуться за кафедру так и не сумел, поскольку вера была поколеблена призрачными видениями, вызванными к жизни стремлением к познанию и чтением научных журналов, а надежда походила на некое здание, в котором не было ничего, кроме пыли. В подобной ситуации трудно ожидать милосердия от кого угодно, даже от Фрэнка.

И все-таки причина могла таиться в манускрипте — он увлек Фрэнка и испугал Джуди, стал корнем бед или усугубил то, что уже было. Но Джек знал, что есть сотни куда более простых объяснений — например, тридцать лет брака.

Тайна разгадана, ответ страшен, но все-таки это не самый худший вариант. И хотя ему было жаль Фрэнка, и даже Джуди, из-за всех тех решений, которые она приняла или не приняла, он мог порадоваться за Бет, потому что человек на фотографиях был лишь плодом ее воображения. Они искали то, чего не существовало. Можно сказать, Джек их всех спас.

Он оставил машину на соседней улице и пошел через парк, то и дело оглядываясь. Когда он дошел до церкви, уже спустились сумерки. Джеку вспомнились манекены и приключение Бет на пляже. Стоит ли рассказывать ей о мужчине в доме Джуди? Может, лучше оставить все как есть? Все-таки знать, что Фрэнка предали, несоизмеримо хуже, чем гадать, почему он закрылся в церкви.

Бет сидела на ступеньках и со странным выражением лица наблюдала, как меняются цвета и очертания. На ней по-прежнему был рабочий костюм; руки стиснуты между колен. Джек присел на корточки рядом с ней.

— Забыла ключ?

— Нет.

Она чуть нагнулась к нему, подставляя щеку для поцелуя, а потом кивнула на запертую дверь:

— Я не в силах туда войти.

Он опустился на ступеньку, прислонившись спиной к старым доскам, и заметил мурашки на шее Бет. Джека не отпускало ощущение, что они не одни. Он осмотрел двор, улицу, низкий кустарник, и ему показалось, что там что-то мелькнуло. Вполне возможно, за ним все-таки следят.

— Пойдем. Ты совсем замерзла. Не нужно здесь сидеть.

— Я всегда боялась этого времени суток.

— Темноты?

— Нет, сумерек. Когда темно — это уже почти ночь. Но сумерки…

— Мне они тоже не нравятся.

— Когда я была маленькой, то боялась грабителей и чудовищ. Все мои ночные кошмары происходили в сумерках.

— Мои тоже.

Джек попытался обнять ее, но она поежилась от его прикосновения — что-то их внезапно разделило. Бет не трогалась с места. Джек держал руку в полудюйме от ее спины и чувствовал, как она дрожит от холода.

— Что-то связано с этим временем, с сумерками. Весь день эта мысль меня мучила, но я не могла в точности припомнить. Должно быть, это случилось именно в сумерки…

— Что?

— Мне было лет двенадцать или тринадцать. Я осталась здесь одна. Не знаю, куда ушли папа и мама. Не знаю, почему их здесь не было. Никого не было. Я пошла в туалет, прошла мимо исповедален, мимо кухни… Там было темно, очень темно, и казалось, что помещений так много…

В ее голосе уже не звучала неуверенность. Джек попытался по ее лицу угадать, что она скажет дальше, но его скрывала тень.

— И там был он. Внезапно появился. Сидел на выступе камня, долговязый, с острыми коленками, с таким жутким выражением на лице… что-то вроде неутолимого голода; мне сразу захотелось расплакаться и убежать.

Джек старался припомнить фотографии, которые она ему показывала, — тени, скрывавшие лицо незнакомца. Откуда взялось это «жуткое выражение»? Он ощутил неприятное покалывание где-то внутри.

— Все было так, как будто я действительно его знала. Как будто видела его, когда он околачивался поблизости — в парке, в церкви; как будто между нами действительно что-то было. А потом он… не знаю, как это случилось… но он… я помню, что…

— Бет…

— Я не знаю. Не знаю. Когда пришел папа, этот человек уже скрылся. Папа спросил, что случилось, но я только плакала и плакала, и он понял. Он ничего не сказал, просто опустил голову. Но он, конечно, все понял.

Глаза у нее горели, со лба не сходили морщины, но голос был твердым и губы не дрожали. Бет уже не стискивала руки коленями — теперь она сидела так, словно боялась о них испачкаться: локти в стороны, пальцы растопырены. Большинство клеток ее организма с тех пор изменили состав, сотни раз поменялась кожа, но собственное тело по-прежнему вызывало у нее отвращение. Это не могло быть правдой.

— Бет, ничего не произошло.

Что-то мелькнуло в ее глазах.

— Это было мое последнее посещение церкви. Больше я сюда не ходила. А потом папа запер ее и не хотел открывать — после того, что случилось, после того, что он видел…

Джек взял ее за руку. Она вздрогнула от прикосновения, но он не отпустил.

— Ты перестала ходить в церковь потому, что выросла. Только и всего. А церковь закрылась значительно позже, десять лет назад. Зачем бы тогда Фрэнку покупать ее, если все это случилось на самом деле?

Бет недоверчиво взглянула на него:

— Ты хочешь сказать…

— Ничего этого не было.

— Но к девочкам часто пристают незнакомые. В том числе в церквах.

— Я знаю. И это ужасно. Ты могла видеть, как приставали к другим.