Ирина Глебова - Выстрел в мансарде

Нет, не Вальтер поведал об этом Мите. Лишь через несколько месяцев, читая протоколы допросов мнимого поручика, он наткнулся на этот эпизод в пересказе Лаберница. Откровенничая, тот передал даже мысли девушки. Она рассказывала ему: когда Лиза Лемке чуть было не наладила связь, ей, Жене, так захотелось, чтоб сообщение было передано и все окончено. В тот момент своя судьба была ей безразлична – лишь бы скорее прекратился этот ужас...

Десант на хуторе Штолей задержался: перекусить, отдохнуть, вооружиться. Вальтер заранее предупредил работников, что на этот день ожидает гостей, наказал подготовить встречу. Еды и питья было вдоволь, но сами люди, завидев немцев и турок, испуганно разбежались. Няню Вальтер сам увел во флигелек, попытался успокоить: «Не бойся, здесь никого не тронут!» Но старушка плакала и приговаривала: «Валечка, детка, они нас всех зарежут! И ты пропадешь! Что же ты такое удумал...»

Об этом арестант не рассказывал молодому следователю. Кому нужно знать о причитаниях старой женщины и о том, что именно тогда, видя ее слезы, он впервые ощутил на горле петлю смертной тоски. Вальтер рассказал о другом: как ссорились Дитрих и командир отряда, выбирая путь к конечной цели. Им нужно было добраться к станции Лейпциг – крупному железнодорожному узлу и расположенному поблизости большому мосту. Мост взорвать, станцию и пути разрушить. Дитрих предлагал идти через русские деревни Базаровку, Балабановку, Новониколаевку, Макарьевку и другие. Этот путь был самым коротким. «Безоружные перепуганные крестьяне нам не страшны», – доказывал он. Но сухопарый офицер надменно обрывал его фразой: «Здесь за все отвечаю я!» – и диктовал свой маршрут – немецкие колонии Нейфельд, Софиенталь, Постель, Бенкендорф... «Больше времени, но крепче тыл», – сказал он, прекращая спор. Поначалу казалось, что он прав. В первых колониях десант встречали радостно, торопились помочь во всем. Но потом хозяина одного хутора со всей семьей пришлось запереть в сарае. А другой колонист встретил их у границы своего хозяйства с ружьем и сказал: «Проходите мимо...» Он был один против отряда, но сурово сжатые губы худого старика и пронзительные глаза заставили командира скомандовать: «В обход!» А ночью, после двух суток пути, Дитрих разбудил Вальтера. Они спали в одном из окраинных домов немецкого местечка Розенфельд. Перешагнув через двоих спящих, юноша вышел вслед за другом в соседнюю пустую комнату.

– Я ухожу, – прошептал ему Дитрих. – Советую тебе сделать то же прямо сейчас.

Вальтер, ничего не понимая, смотрел ошарашенно. И тот объяснил:

– Утром мы отсюда не уйдем, нас уже берут в кольцо.

Они оба непроизвольно глянули в окно. По небу быстро и низко бежали клочковатые тучи, скрывалась и вновь появлялась луна. Ветер взрывался порывами, но больше ничего тишину не нарушало. Дитрих шептал с ненавистью, и Вальтер понял, что он говорит о командире:

– Индюк! Такую операцию погубил! Но я пропадать не намерен. Один проскользну. – И вдруг быстро закончил: – Прощай, я тебя предупредил!

Бесшумно открыл окно, бесшумно перепрыгнул... А Вальтер до утра просидел в этой комнате на стуле и не мог ни на что решиться. С одной стороны, он верил Дитриху, но с другой... Вокруг все было спокойно, а у дома и по краям деревни стояли часовые...

Немцев и турок настигли через двое суток после высадки – Дмитрий вспомнил сообщение в прошлогодних газетах.

– Я все-таки сумел уйти, спастись, – рассказывал ему арестант, приподнявшись на кровати и опираясь спиной о подушку. – Наверное, благодаря тому, что был заранее предупрежден и не захвачен врасплох, как остальные. К себе на хутор или в город возвращаться побоялся, имя изменил. Назваться русским не рискнул – акцент выдает. Остался немцем, любимого героя взял имя...

Он улыбнулся мгновенной беспомощной улыбкой. Митя молчал, переживая услышанное. И, словно угадывая его мысли, больной спросил:

– Вы говорили, что были соседи с Женею? Она нравилась вам?

С таким волнением и просьбой смотрели на него глаза юноши, что у Дмитрия перехватило дыхание. Он кивнул. Взгляд его собеседника сразу успокоился, смягчился.

– Она была очень хорошей, – сказал он. – Это я погубил и себя, и ее. Единственный брат, единственный родной человек! На все была для меня готова. А тот, – он скрипнул зубами, – шантажировал ее, мною шантажировал. Знаете, я думаю, он тогда вернулся в Аккерман и виделся с Женей. Наверное, даже помог ей скрыться. Иначе как бы узнал и город, куда она уехала, и ее новое имя...

– А вы-то, – спросил Дмитрий, – почему сразу узнали сестру, как только я назвал?

– Радзилевская Ванда была лучшей подружкой сестры, одноклассницей. Женя у нее научилась говорить по-польски, слегка, конечно. Семнадцати лет Ванда утонула в Днестре, и больше таких близких друзей у Жени не было. Я как услышал эту фамилию, сразу понял – она! Женя ведь тоже, я уверен, сразу узнала меня, как только прочитала «Вильгельм Мейстер».

Митя подошел к распахнутому окну, глянул на тюремный двор, пыльный, с чахлыми деревьями. Стена, будка часового. Он оглянулся. Бледный юноша, почти мальчик, полулежал, прикрыв глаза. Да, то описание в газете было точным. Он представил, как наткнулась на него случайно девушка, узнала брата, ужаснулась, что-то поняла... Что?

– Что? – повторил он свой вопрос Вальтеру. Тот устало открыл глаза, вяло усмехнулся.

– Ясно, что. Дитрих, видимо, говорил ей, что знает, где я, скрывает меня, помогает. И этим держал ее около себя, заставляя какие-то сведения доставать. А тут вдруг она читает газету, узнает меня, понимает, что все – обман...

Вальтер замолк, приложив к губам платок. А Митя вновь увидел: Женя оглядывается, смотрит прямо на него, ее губы что-то шепчут. В одной руке у нее пистолет, в другой – белый газетный листок...

Пора было уходить. Стараясь говорить мягче, Дмитрий сказал арестанту:

– Мне придется сообщить в жандармское управление, что вы – Вальтер Штоль, объявленный в розыск по делу об аккерманском десанте. Но я буду просить о снисхождении к вам – вы серьезно больны.

Юноша молчал, и Дмитрий с внезапным раздражением добавил:

– Вы сами во всем виноваты!

Медленно Вальтер повернул к нему голову, глаза блеснули:

– Легко вам, русскому по рождению, живущему в России, быть русским патриотом!

Митя шел домой через Театральную площадь. Знакомый путь: уютный скверик, прохладная аллея... Да, стойкая прохлада сменила изнуряющую жару, и буквально за несколько дней люди забыли свои недавние мучения и жаловались на то, что слишком быстро кончается лето. И верно: листья на деревьях пожухли раньше времени, выгорели, уже шуршали под ногами, тополя и липы по-осеннему отливали золотом. Лето на исходе. Еще неделя, и начнутся занятия в академии. Соберутся ребята, да не все. Кто-то на фронте, а кто-то – есть и такие, – кто бросил учебу и в нынешних новомодных партиях по заграницам газеты выпускает, да митингует, да к бунту зовет людей... Какое время тревожное! Что-то будет...