Николай Свечин - Охота на царя

«Откуда он знает?» – смутился Алексей.

– Ладно, бери у секретаря стакан и подсаживайся, разговор есть, – скомандовал Каргер, и Лыков побежал в приемную.

Полицмейстер Каргер был весьма доволен тандемом Благово-Лыков. В прошлом году временный ярмарочный генерал-губернатор граф Игнатьев выгнал, наконец, со службы кутайсовского зятька, бездельника и картежника Лукашевича, и назначил начальником сыскной полиции Павла Афанасьевича (прямо в день своего приезда!). Отличившийся тогда же при ликвидации жуткой банды Оси Душегуба молодой помощник квартального надзирателя Лыков был замечен Благово и приглашен им в свои помощники. Сразу через два чина. После этого, при активном содействии графа, полицейский порядок на ярмарке был значительно укреплен: закрыты наиболее зловещие уголовные притоны, разгромлено несколько банд, много лет терроризировавших ярмарку – персы-душители, беглые острова Кавказ, гордеевские «попрыгунчики». По итогам ярмарки, впервые, наверное, за шесть десятилетий ее существования в Нижнем Новгороде, не случилось ни одного нераскрытого убийства!

За такое отличие граф Игнатьев удостоился в сентябре 1879 года Монаршей благодарности, после чего на остальных чинов полицейской администрации обрушился дождь наград. Каргер получил предел своих мечтаний – Аннинскую ленту, столь редкую в провинции. В департаменте ему сообщили по секрету, что первоначально подготовили представление его на орден Святого Станислава 1 степени, по случаю десятилетия пребывания в должности нижегородского полицмейстера. Однако граф Игнатьев стремительно атаковал министра в самой императорской приемной, и представление переделали прямо там же, «на коленке», на более высокую по статусу Анну. Благово сделался статским советником и «высокородием», брандмейстер Морошкин получил Владимира 3 степени. Только Лыков, более других рисковавший жизнью, был отмечен всего лишь золотыми часами. В столице сказали: еще чего! В двадцать два года стал титулярным советником и Владимирским кавалером! Ему теперь десять лет ничего не положено. Один раз уступили беспрецедентному давлению графа, больше не поддадимся… Единственное, чего смог добиться Игнатьев, это нанесения на часы монограммы министра.

Возглавив городской сыск, Благово железной рукой навел в «кармане России» порядок. Разного рода жулье попритихло, некоторые сочли за лучшее уехать – в Рыбинск, Казань, даже Одессу. Четыре случившиеся за зиму крупные кражи все были раскрыты, из шести убийств расследовано пять. Последовали также ловкие аресты знаменитых московских бандитов, разоблачение фальшивых закладных на земли в Царстве Польском, вскрытие поддельного завещания загадочно умершего купца Бурмистрова («дело молитовских отравителей»). На Пасху Благово с Лыковым провели блестящую операцию по задержанию известного мошенника Аарона Менделя, автора аферы века – акционерного общества по созданию летательных аппаратов тяжелее воздуха (!), вытянувшего столько денег из дураков военного министерства. А теперь еще – ликвидация Тунгуса и арест братьев Зембовичей, безуспешно разыскиваемых полициями шести европейских государств.

Департамент полиции исполнительной заметил произошедшие в Нижнем Новгороде улучшения. Каргер получил первого января Монаршее удовлетворение и пятитысячную ренту сроком на шесть лет. И вот теперь Лыкова решили забрать в Петербург, под тем предлогом, что ему здесь некуда расти! Действительно, со средним образованием его потолок – коллежский асессор, а там министр живо сварганит ему диплом юридического факультета экстерном.

Благово, когда расстроенный полицмейстер показал ему запрос на Лыкова, задумался и погрустнел. Отсутствие высшего образования действительно подрубало Алексею карьеру: случись что с Павлом Афанасьевичем, появится новый начальник сыска, и Лыкову тогда прямая дорога в часть надзирателем на всю оставшуюся жизнь. Может до пристава дорасти… Пробивать же ему экстернат из провинции, без поддержки министерства, практически невозможно. Хитроумный Благово придумал-таки один вариант, однако решил первоначально испытать своего помощника.

Итак, Лыков прибежал с пустым стаканом, Павел Афанасьевич налил ему чаю – хорошего, ханькоусского, и затем огорошил:

– Департамент полиции исполнительной заметил твои подвиги, Алексей Николаевич, и вызывает тебя срочно в столицу.

– Зачем это?

– У них есть две вакансии. В «летучем отряде силового задержания» очередная потеря – на облаве в Вяземском доме тяжело ранен агент, пришлось отнять ему руку. Члены этого отряда – а их всего шестеро – производят самые трудные и опасные задержания, конвоируют наиболее отчаянных преступников, сопровождают ценности. Они получают полуторное, в сравнении с другими, жалованье и на три года ранее выслуживают пенсию. Очередь желающих попасть в отряд огромная, на освободившееся место сейчас есть пятьдесят кандидатов, и все с опытом. Тебя же вызывают персонально, телеграмму подписал сам директор департамента тайный советник Косаговский.

– Павел Афанасьевич, вы сказали – там две вакансии. Позвольте полюбопытствовать насчет второй.

Благово с Каргером переглянулись.

– Вторая вакансия – помощником пристава Спасской части столицы, той самой, где начинал свою службу сам Иван Дмитриевич Путилин. Подполковничья должность, а главное – министерство гарантирует получение высшего образования экстерном, что дает возможность дальнейшего служебного роста.

– Высшее образование – штука хорошая, – мечтательно сказал Алексей. – Генералом можно стать, как Николай Густавович… Эх-ма! Передайте в департамент, что титулярный советник Лыков с благодарностью отказывается от обоих предложений. Он хочет стать настоящим профессионалистом, сыщиком высшей квалификации, что возможно, по его мнению, лишь после нескольких лет работы под руководством господ Каргера и Благово. А жуликов вязать он, Лыков, и так уже умеет, ему интереснее думать научиться…

Полицмейстер довольно крякнул, а Благово молча стукнул себя кулаком по коленке и пошел к сейфу за коньяком. Вынул из потайного шкафа пузатую бутылку, разлил в три серебряные стопки, выпил свою, посмаковал и сказал задумчиво:

– Есть одна идея. Третьего дня иду я мимо Блиновского пассажа, слышу – сзади окликают по имени-отчеству. Оглядываюсь, а это давнишний знакомый, лет десять как уехавший из Нижнего в Симбирск, некто Ульянов. Полысел, бородой оброс; я его еле узнал. Он был тут раньше учителем математики и космографии в губернской гимназии. Человек из моей сыскной молодости. В первых числах сентября 1869 года дело было, я всего две недели как служил надзирателем в Рождественской части, только-только начал въезжать. И вот спускаюсь с крыльца Холщевого ряда Гостиного двора и вдруг слышу крики о помощи. Забегаю сразу за угол и вижу, как огромный такой золоторотец вырывает сумочку из рук прилично одетой дамы лет тридцати; дама же вцепилась обеими руками в вещь, и ни в какую, только криком кричит. Оборванец дернул безуспешно еще раз, затем в сердцах выхватывает из сапога нож и замахивается! Рядом, как всегда в таких случаях, ни одного городового, хотя там два поста. Еще немного, и он бы ее зарезал, потому как дама от ужаса вцепилась в ридикюль мертвой хваткой. Но тут я прямо с разбега сбил злодея с ног и давай в свисток наяривать; прибежали наши, повязали, а я получил тогда первое одобрение своего пристава.