Кэрол Макклири - Иллюзия убийства

— Выходи, и мы изберем тебя губернатором, — говорит один житель Канзаса, и я верю, что они так и сделают, если судить по радушному приему, устроенному мне.

Невозможно сказать, в каком месте меня встречали с большей теплотой. Более десяти тысяч человек приветствуют меня в Топеке. Сказать, что мне оказывают почтение, было бы сильным преуменьшением. Все проявляют ко мне доброту, хотят, чтобы я закончила путешествие вовремя, словно на карту поставлена их собственная репутация.

Только ночью, когда я лежу в кровати и слушаю ритмичный стук колес, снова сомнения и опасения закрадываются в душу и в сознании звучит навязчивый вопрос:

«Какого теперь ждать подвоха?»

Я еще сплю, когда проводник Джордж стучит ко мне и говорит, что мы подъезжаем к пригородам Чикаго.

Я не спеша одеваюсь и выпиваю последний кофе, оставшийся в поезде, после того как мы угостили всех желавших прокатиться с нами на любое расстояние, а потом приглашаю в свое купе двух моих попутчиков.

Нам — кондуктору Генри, Джорджу и мне — в пульмановском вагоне делать почти нечего, кроме как смотреть на поля и горы, проносящиеся за окном, когда мы летим на полной скорости.

Я с интересом слушаю их рассказ об истории пульмановского вагона. Совсем недавно он произвел революцию в стандартах обслуживания на железной дороге, предоставив обычному пассажиру отель на колесах, а богатому — дворцовую роскошь.

Изобретатель спального вагона Джордж Пульман спроектировал его, после того как провел не одну мучительную ночь, сидя в пассажирском кресле. Альтернативой этому было спать на грязном полу, положив под голову вместо подушки сумку.

Концепция Пульмана — раскладывающиеся на ночь сиденья, чистые простыни, полотенца и подушки, а также дамская и мужская туалетные комнаты — оказалась очень популярной.

В вагоне моего специального поезда — толстые ковры, портьеры, резные панели из красного дерева, французские стулья с мягкой обивкой, книжный шкаф с интересными изданиями, карточный столик, люстра и масляные светильники вместо свечей, высокие потолки и вода из системы резервуаров под крышей вагона. И конечно, Джордж, проводник. Я не знала, пока он мне не сообщил, что всех проводников в пульмановских вагонах называют Джорджами в честь Джорджа Пульмана.

Проводник рассказывает мне, что мой специальный вагон не выдерживает сравнения с личными вагонами состоятельных людей. Такие пульманы строятся по их заказам, при этом деталям уделяется повышенное внимание, как при конструировании яхт. Но Аврааму Линкольну, очевидно, так не понравился богато отделанный железнодорожный вагон, предназначавшийся для него как президента, что он лишь один раз воспользовался им — когда его везли в гробу.

— Похоронный поезд Линкольна до сих пор с призраками ездит по железной дороге, — говорит Джордж. — Каждый год в апреле он проезжает в полночь по тому же маршруту, по которому везли тело президента в Спрингфилд, место, где жил Линкольн. На ветру развеваются длинные черные ленты, играет оркестр, а в вагонах сидят скелеты.

Я смотрю в окно на пролетающие мимо телеграфные столбы и рассеянно слушаю проводника, как вдруг слышу имя, от которого вздрагиваю.

— Что ты сказал, Джордж?

— Простите, мисс?

— Какое имя ты произнес?

— Вы имеете в виду «Амелия»?

— Да, так что Амелия?

— «Амелия» — самый красивый личный вагон в стране. В прошлом году я месяц работал на нем, когда заболел мой приятель проводник.

— Кому он принадлежит?

— Стирлингу Весткоту, железнодорожному магнату.

Весткот. Его имя знакомо не только мне, но и жителям сорока двух штатов, как одного из богатейших людей страны. Он владеет железными дорогами и угольными шахтами. Его имя — синоним безжалостной эксплуатации наемного персонала.

— Амелия — имя его жены?

— Нет, имя его лошади, выигравшей кентуккийское дерби в прошлом году.

Что сказала мне Сара накануне нашего отплытия из Гонконга? Что-то о своем сходстве со скаковой лошадью.

Совпадение?

Судя по тому, что на голове у меня шевелятся волосы, нет, не совпадение. И холодок в животе. Я встаю и начинаю ходить взад-вперед, мысли крутятся-крутятся, но не оформляются во что-то логически стройное.

Как мне увязать вместе убийство на рынке в Порт-Саиде, священную войну за изгнание англичан из Египта и Суэцкого канала, железнодорожный вагон под названием «Амелия», величайшую в мире актрису и американского любителя скачек, богатого, как Мидас?

Как ни переставляй эти фрагменты, они не складываются в цельную картину. Чтобы соединить их, требуется романтическое звено между Сарой и Стирлингом Весткотом. Хотя он немыслимо богат, но не вышел ростом, у него слишком большая голова, к тому же Весткот прослыл подлым, как змей, и скупым, как мемфисский священник.

Впрочем, мужчина с деньгами может привлечь женщин, даже если похож на жабу и ведет себя по-хамски. Но когда Сара говорила о своем таинственном любовнике, в ее голосе чувствовалась неподдельная страсть. Огонь вспыхивал в ее глазах, и она вся светилась, как бывает, когда человек по-настоящему любит.

У страстной Сары нет ничего общего с дельцом Стирлингом Весткотом. Как и фанатичными террористами во всем мире и борьбой за контроль над Суэцким каналом.

— Между ними нет связи, несмотря на имя, — говорю я Генри и Джорджу.

Они оба соглашаются, хотя не знают с чем.

Я сажусь, довольная, что пришла к правильному выводу, и тут вспоминаю, что есть еще один предмет, связанный с «мистером Кливлендом», назначение которого остается неясным.

Когда мои сопровождающие возобновляют разговор, я снимаю ботинок и поворачиваю каблук. Мне в руку выпадает ключ.

— Так что же ты открываешь?

Джордж смотрит на мой ключ и нащупывает кольцо, висящее у него на поясе.

— В чем дело, Джордж?

— Извините, мисс, мне показалось, что у вас мой ключ.

— У тебя есть такой же ключ?

— Конечно. Они есть у всех проводников. Он от багажного отсека под днищем вагона.

О Боже!

Перед прибытием поезда на станцию в пригороде Чикаго я ухожу к себе в купе под предлогом, что мне нужно умыться. На самом же деле я должна побыть одна и кое о чем подумать.

Больше у меня нет никаких сомнений, что открывается ключом «мистера Кливленда»: пока проделывала путь длиной двенадцать тысяч миль, я возила с собой ключ от ящика под принадлежащим кому-то пульмановским вагоном.

Теперь я совсем сбита с толку и не понимаю, в чем его важность.

Почему он был спрятан в скарабее, кажется очевидным: чтобы его можно было передать кому-то скрытно, не привлекая внимания посторонних. Кто бы ни передавал его и кто бы ни получал, эти люди знали, что за ними будут следить, и не хотели, чтобы кто-то видел, как ключ переходит из одних рук в другие.