Стивен Галлахер - Царствие костей

Понизив голос, Уитлок сказал Сэйерсу:

— Тележку в мертвецкой и ту, наверное, встречают с большим энтузиазмом. Когда мы убираемся из этой чертовой дыры?

— Особый скорый отходит ровно в полночь, — ответил Сэйерс.

— Аминь, — произнес Уитлок. Он поднял бокал, словно провозглашал тост, и удалился на поиски заведующего театром.

Сэйерс, оставшись один, воспользовался случаем ослабить бдительность и переместился к боковой кулисе, откуда ему была хорошо видна передняя часть сцены. Там стояла Луиза. И там звучала ее песня.

Ежевечерние мгновения слабости Тома Сэйерса.

В театре Эдмунда Уитлока он исполнял обязанности управляющего, его заместителя, на нем лежали все театральные заботы. Том определял даты спектаклей, организовывал переезды, принимал на работу актеров и увольнял пьяниц и бездарей, вел всю корреспонденцию, а иногда выступал в качестве режиссера сцены или приемщика багажа. Для всех Том был плечом, на которое можно было опереться, а в некоторых случаях и поплакать.

Именно Сэйерс прочитал пьесу «Пурпурный бриллиант» и рекомендовал Уитлоку купить ее, это Сэйерс нашел Луизу, вскоре после того как их прежняя субретка сбежала с корабля в Лестере и нужно было срочно искать ей замену. Луиза, молодая девушка, обратилась в агентство «Бертрам» с письмом, в котором выражала интерес к артистической карьере, указав на отсутствие иных достоинств, кроме неплохого голоса и умения задушевно читать стихи.

Она слабо представляла себе жизнь в театре на колесах и чем та заканчивается. Сэйерс понял только то, что семья ее после смерти отца сильно нуждалась. Девушку, выросшую в доме с прислугой, положение гувернантки или компаньонки престарелой леди явно не прельщало. Из ее письма, тронувшего его сердце, ясно следовало, что сцена была ее девичьей мечтой. Опыта у нее не имелось совершенно, и тем не менее Сэйерс принял ее в труппу: во-первых, потому, что она хотела играть, а во-вторых, охотно согласилась с предложенным Уитлоком жалованьем.

Со временем она выросла, превратившись в хорошую актрису и привлекательную девушку. До идеала ей было очень далеко, но большинство мужчин она бы вполне устроила. Тем, кому нравятся женщины высокие, пышные, всегда готовые как отдаваться, так и закатывать сцены, она не подошла бы. Сэйерсу, не имевшему по части общения с женщинами большого опыта, Луиза казалась верхом совершенства.

Каждое представление заканчивалось ее песней, и всякий раз Сэйерс замирал у боковых кулис, слушая и рассматривая Луизу. Видел он всегда одно и то же — изящную линию шеи, уголок плеча и, в тот момент, когда она поворачивала голову, ее профиль. На фоне полумрака зала она будто вся светилась. Ослепленный белизной ее кожи, он мог сосчитать каждый ее волосок.

В большинстве случаев Том оставался до конца спектакля и присоединялся к аплодисментам. Сегодня же он на это не осмелился. Слишком многое предстояло сделать, и когда шаги рабочих сцены вывели его из мечтательного забытья, он, мгновенно уткнувшись в свой блокнот, продолжил работу.

Сэйерс пробрался к складу, куда в любую минуту мог подъехать фургон с грузчиками. Часть декораций уже лежала там, упакованная в мешки, уложенная в плетеные корзины или завернутая в рогожу и пронумерованная. Вскоре к декорациям должны были присоединиться ящики с костюмами и личные вещи актеров и служителей театра. Тьма на складе оставалась полной до тех пор, пока рабочие не принялись раскрывать двери и в увеличивающееся отверстие не проник свет уличных газовых фонарей. Показалась мокрая от дождя кирпичная стена противоположного дома.

Фургон уже стоял, дожидаясь погрузки. Это оказалась длинная подвода с высокими бортами и с запряженной в нее парой лошадей. В свете газовых фонарей плотные струи дождя напоминали короткие серебристые стрелы, но возница, мужчина в клеенчатом плаще, и лошади стоически терпели непогоду.

Заметив, что двери распахнулись, возница стал спускаться с облучка; другой мужчина, обойдя телегу, принялся отвязывать и опускать ее задний борт.

Довольный, что все идет как надо, Сэйерс по металлической лестнице вернулся в коридор, по сторонам которого находились артистические уборные.

Наверху лестницы он столкнулся с Джеймсом Каспаром, приготовившимся спускаться. Каспар уже снял с лица грим, но переодеться не успел. Он стоял в сценическом костюме, фраке, рубашке с высоким воротником и бабочке, набросив на плечи пальто. Посторонившись, актер с преувеличенным изяществом, в котором легко угадывалась насмешка, повел рукой, предлагая Сэйерсу пройти.

— Благодарю вас, мистер Каспар, — сказал Сэйерс и прибавил: — Кебы прибудут через двадцать минут.

Каспар оставил фразу Сэйерса без внимания. В театре он исполнял ведущие роли молодых героев-любовников; в отличие от Луизы, которую нашел Сэйерс, Каспара открыл лично Уитлок. Это был очень красивый тонкий шатен с гладкой кожей. Актерских тачантов в нем было не много, но он великолепно двигался по сцене и привлекал внимание своей яркой внешностью. Сэйерс имел атлетическую фигуру, но костюм никогда не сидел на нем так ловко, как на Каспаре. В любой одежде Каспар выглядел принцем, скрывающим свое происхождение. Порой разглядывая себя в зеркале, Сэйерсу казалось, что в своем костюме, сшитом из практичной материи, и тяжелых ботинках он напоминает вырядившегося на свадьбу фермера.

Особых причин завидовать Каспару у него не было, но тем не менее Сэйерс его не любил. Сейчас ему показалось, что Каспар собирается куда-то уходить.

— Каспар! — окликнул он, но слишком поздно. Джеймс Каспар юркнул в склад, а оттуда — на улицу. Очевидно, на ближайший час, остававшийся до отхода поезда, у него имелись свои планы.

«Ладно, пусть будет так», — подумал Сэйерс. В конце концов, отвечал за него хозяин, и если герой-любовник опоздает на поезд, то страшного ничего не произойдет. Незаменимых людей в театре не было, а подыскать кого-нибудь на его амплуа Сэйерс счел бы весьма приятным дополнением к своим обязанностям.

Том вернулся в коридор и, стучась в первую же гримерную, услышал аплодисменты, которыми публика наградила Луизу. Ее здесь полюбили и рано состарившиеся шахтеры со своими женами, и продавщицы, и посудомойки, и прислуга, и подсобные рабочие. Эхо их аплодисментов, словно призрак далекого прошлого, гремело по всему полутемному зданию театра. Сэйерс ярко представил, как Луиза, отдав один-единственный поклон, пятится к занавесу. Обычно в этот момент к нему со стороны кулис подходил кто-нибудь из рабочих сцены, чуть приоткрывал его, и актриса исчезала.

Услышав голос, приглашавший войти, Сэйерс открыл дверь и обнаружил в комнате коверного и Рикса, первого толстяка театра, уже одетых к выходу, стряхивавших с себя крошки.