Кэролайн Роу - Лекарство от измены

Беренгуер несколько секунд обдумывал это сообщение.

— Кто еще это знает? — спросил он невыразительным тоном, указывая на резную деревянную вешалку, на которой висела его скромная черная одежда.

— Никто, ваше преосвященство, — очень тихо сказал каноник. — Он принес одежду епископа и помог ему одеться. — Хранитель бань — тихий и благоразумный человек.

— И, как я подозреваю, его голова сегодня разламывается с перепоя, — сказал Беренгуер. Его пальцы машинально застегивали длинный ряд пуговиц, который шел от подбородка до коленей. — Я очень хорошо помню, что видел его хрупкий силуэт на площади — он пел там похабные песни, когда нас вытащили из постели, чтобы усмирять семинаристов.

— Неужели вы думаете, что он…

— Нет. Я думаю, что он был слишком пьян, чтобы даже осознанно помочиться, не то что убить монахиню в бане. — Беренгуер де Крюилль и Франциско Монтеррано долгое время были друзьями. Епископ повернулся к кувшину воды и полотенцу, разложенному для него. — Мне надо смыть сонливость, затем мы поговорим с этим хранителем, прежде чем пойдем завтракать.

Личный кабинет Беренгуера был пуст и похож на крепость. Оштукатуренные стены украшало только грубо вырезанное распятие, сделанное для него семейным садовником еще в те дни, когда он был мальчиком. В комнате стояли письменный стол, три стула и полка для его личных книг. На одном конце полки лежали несколько проповедей и экземпла — веселые и поучительные рассказы, без которых проповедь будет казаться унылой и скучной. С другой стороны стоял том с работами «Ангельского Доктора» — Фомы Аквинского. Между ними уютно устроились книги, милые сердцу и уму епископа: рыцарские романы, любовная лирика, философские и научные работы на каталанском, кастильском, провансальском, латинском и греческом языках. Документы, лежащие на письменном столе, были придавлены побелевшим от времени черепом, унаследованным после Арно Монтродо, его предшественника.

— Он считал, что его преемнику понадобится напоминание, что он прежде всего смертный, затем уже священник, и лишь в последнюю очередь епископ, — говорил он тем немногим, кто когда-либо попадали в эту комнату.

Стены комнаты были очень толстыми; дубовые двери надежно заглушали звуки. Одна из них вела в главный коридор; другая была заперта на ключ и заложена перекладиной, она никогда не открывалась и вела в никогда не использовавшееся помещение рядом с кабинетом. Подслушать беседу в этом помещении было практически невозможно.

Беренгуер де Крюилль сел у окна; Франциско Монтеррано закрыл дверь на ключ, вынул его и передал епископу. Он жестом приказал Большому Йохану сесть, а сам поместился на оставшийся стул. Большой Йохан в волнении сжимал руки; епископ зевнул; каноник ободряюще наклонился вперед.

— Расскажи его преосвященству, что случилось. То, что ты рассказал мне.

Йохан начал рассказ с отчаянной поспешностью:

— Этим утром я запаздывал с открытием бань. В первый раз за двадцать лет ваше преосвященство, — добавил он, предварительно взглянув на своих следователей.

— Это так, — сказал Беренгуер.

— Я прибежал туда поздно, намного позже заутрени, и отпер дверь, как обычно, — продолжил он, и, от усилия солгать этим двум серьезным мужчинам, его лоб покрылся испариной, и струйки пота потекли по спине. — Я начал уборку, и, когда я дошел до центральной ванны, я заметил, что в ней вроде что-то черное. Я подошел поближе и увидел эту бедняжку. Я достал ее и положил на пол, так аккуратно, как только мог. Затем я прибежал сюда, чтобы сообщить вам. Это была монахиня.

— Вместо того, чтобы пойти в монастырь? — спросил каноник.

Хранитель бань посмотрел на него с тревогой.

— К донье Эликсенде? — спросил он. — О, нет. Я не потревожил бы донью Эликсенду.

— Трус, — весело сказал епископ. — Ты узнал эту монахиню?

— Я никогда не видел ее прежде, — быстро сказал Йохан.

— Тогда надо посмотреть, кто она — то есть, кем она была, — поправился епископ. — Пойдем с нами, покажешь нам свою мертвую даму…

— Вы ее знаете? — спросил Беренгуер после осмотра.

Каноник отрицательно помотал головой.

— Я тоже нет, — сказал епископ. — Странно. Сейчас их всего двенадцать. Полагаю, что мы с вами в разное время видели всех сестер. Возьмите мужчин. Нам придется забрать тело и отнести его в монастырь.

Утренний холод таял. Высоко в безоблачном небе жарко светило июньское солнце. В полях пели птицы, воздух был напоен ароматом цветущей лаванды. Томас де Бельмонте, все еще остававшийся под стенами Жироны, сидел под деревом и пытался ни о чем не думать. Лошади — его собственный конь и лошадь Ромео — щипали траву, переходя с места на место. Где-то вдалеке колокола прозвонили девятичасовую утреннюю молитву.

Положение у него — хуже не придумаешь. Он был не трусливее других, но какая монументальная глупость потянула его в Жирону, рисковать жизнью и честью? Очевидным ответом была донья Санксия де Балтье. Ее густые рыжие локоны и ангельское выражение лица поймали его в силки, как кролика. Она доверила Томасу план ее величества перевезти принца в более безопасное место и попросила его дать ей в помощь Ромео. Затем она попросила его оставить свой пост, никого при этом не уведомляя, и приехать в Жирону. Должно быть, он сошел с ума. И вот он бестолково сидел здесь на лугу под деревом, присматривая за лошадьми и не осмеливаясь пойти в город, опасаясь, как бы кто-нибудь не узнал его.

И где Ромео? Томас беспокойно завозился на жарком солнце и без особого успеха попытался отогнать привязчивых кусачих мух, привлеченных конским потом. Насколько хорошо он знает своего слугу? Когда Бельмонте только поступил на службу к королеве, его дядя порекомендовал ему этого человека, сказав, что он умен, быстр, заслуживает доверия и поможет ему в случае неприятностей и придворных интриг. Но что, если кто-то предложит Ромео больше денег и лучшую должность, чтобы тот предал своего нового хозяина и безумное предприятие, в котором он участвует? Томасу показалось, что над ним сгущаются тучи.

Затем он заметил человека в голубых шоссах и черноголубом камзоле, ладно сидящем на фигуре и низко подпоясанном вокруг бедер, который энергично двигался по дороге от южных ворот.

— Тебя чертовски долго не было, Ромео, — сказал он. — Наверно, ты собрал жизнеописания всех добрых граждан Жироны.

— Не так легко было разнюхать новости, сеньор, — напряженно заметил Ромео. — Во время беспорядков люди стараются держать язык за зубами. Но кое-что на улицах все же поговаривают.

— Да? И что же?

— Все убеждены, что наш молодой принц, герцог Жироны, находится здесь, в городе, но очень плох, почти при смерти.

— Это не новости, — сказал Бельмонте нетерпеливо. — Все знают, что его перевезли в Жирону именно для поправки здоровья. То, что он при смерти, — злонамеренный слух, распространяемый братом дона Педро, принцем Фернандо. Но это вряд ли поможет Фернандо приблизиться к трону, если принц умрет. Донья Элеонора родит еще много сыновей.