Борис Акунин - Алмазная колесница. Том 1

Эраст Петрович хмуро сказал околоточному:

— Публику убрать.

И хоть был в цивильном платье, полицейский по тону понял — этот имеет право приказывать — и немедленно задудел в свисток.

Под грозное «Пасстаранись! Куда прёшь?» Фандорин обошёл место побоища.

Все четверо агентов были мертвы. Лежали в одинаковой позе, навзничь. У каждого во лбу, глубоко войдя в кость, торчала железная звёздочка с острыми блестящими концами.

— Хос-поди! — закрестился подошедший Евстратий Павлович.

Всхлипнув, присел на корточки, хотел выдернуть железку из мёртвой головы.

— Не трогать! К-края смазаны ядом.

Мыльников отдёрнул руку.

— Что за чертовщина?

— Это сюрикэн , он же сяринкэн . Метательное оружие «крадущихся». Есть в Японии такая секта потомственных шпионов.

— Потомственных? — часто-часто заморгал надворный советник. — Это как у нашего Рыкалова из розыскного отдела? У него ещё прадед в Секретной канцелярии служил, при Екатерине Великой.

— Вроде этого. Так вот зачем он на киоск взобрался…

Последняя реплика Эраста Петровича была адресована самому себе, но Мыльников вскинулся:

— Зачем?

— Чтоб метать по неподвижным мишеням. А вы — «к-кошка на заборе». Ну и наломали же вы, Мыльников, дров.

— Что дрова. — По щекам Евстратия Павловича катились слезы. — Наломал — отвечу, не впервой. Людей жалко. Ведь какие молодцы, один к одному. Зябликов, Распашной, Касаткин, Мёбиус…

Со стороны Татарских улиц бешено вылетела коляска, из неё выкатился бледный человек без шляпы, ещё издали закричал:

— Евстратьпалыч! Беда! Ушёл Дрозд! Пропал!

— А наш подсадной что?!

— Нашли с ножом в боку!

Надворный советник зашёлся таким бешеным матом, что из толпы донеслось уважительное:

— Внятно излагает.

А инженер быстрым шагом двигался в сторону вокзала.

— Куда вы? — крикнул Мыльников.

— В камеру хранения. Теперь за мелинитом не явятся.

Но Эраст Петрович ошибся. Перед распахнутой дверью переминался с ноги на ногу приёмщик.

— Ну как, взяли голубчиков? — спросил он, увидев Эраста Петровича.

— Каких г-голубчиков?

— Да как же! Тех двоих. Которые багаж забрали. Я жал на кнопку, как велено. Потом заглянул в комнату к господам жандармам. Смотрю — пусто.

Инженер застонал, как от приступа боли.

— Д-давно?

— Первый был ровно в пять. Второй минуточек через семь-восемь.

Брегет Эраста Петровича показывал пять двадцать девять.

Надворный советник снова заматерился, но теперь уже не грозно, а жалобно, в миноре.

— Это пока мы по дворам и подвалам лазали, — причитал он.

Фандорин же констатировал траурным голосом:

— Разгром хуже Цусимы.

Здесь же, в коридоре, случился межведомственный конфликт. Эраст Петрович, от злости утративший свою обычную сдержанность, высказал Евстратию Павловичу всё, что думает по поводу Особого Отдела, который горазд плодить доносчиков и провокаторов, а как дойдёт до настоящего дела, оказывается ни на что не годен и лишь приносит вред.

— Вы, жандармы, тоже хороши, — огрызнулся Мыльников. — Что это ваши умники без приказа с засады сорвались? Упустили мелинитчиков, где их теперь искать?

И Фандорин умолк, сражённый то ли справедливостью упрёка, то ли обращением «вы, жандармы».

— Не сложилось у нас с вами сотрудничество, — вздохнул представитель Департамента полиции. — Теперь вы нажалуетесь на меня своему начальству, я на вас моему. Только писаниной делу не поможешь. Худой мир лучше доброй ссоры. Давайте так: вы своей железной дорогой занимайтесь, а я буду товарища Дрозда ловить. Как нам обоим по роду деятельности и должностной инструкции положено. Оно вернее будет.

Охота за революционерами, вступившими в контакт с японской разведкой, Евстратию Павловичу явно представлялась делом более перспективным, чем погоня за неведомыми диверсантами, которых поди-ка сыщи на восьмитысячеверстной магистрали.

Но Фандорину надворный советник до того опротивел, что инженер брезгливо сказал:

— Отлично. Только на глаза мне больше не попадайтесь.

— Хороший специалист никогда не попадается на глаза, — промурлыкал Евстратий Павлович и был таков.

Лишь теперь, каясь, что потратил несколько драгоценных минут на пустые препирательства, Эраст Петрович взялся за работу.

Первым делом подробно расспросил приёмщика о предъявителях квитанций на багаж.

Выяснилось, что человек, забравший восемь бумажных свёртков, был одет как мастеровой (серая рубашка без воротничка, поддёвка, сапоги), но лицо одежде не соответствовало — приёмщик назвал его «непростым».

— Что значит «непростое»?

— Из образованных. Очкастый, волосья до плеч, бородёнка, как у дьячка. Рабочий или ремесленник разве такой бывает. И ещё хворый он. Лицо белое и всё поперхивал, платком губы тёр.

Второй получатель, явившийся через несколько минут после очкастого, заинтересовал инженера ещё больше — тут наметилась явная зацепка.

Человек, унёсший три дощатых ящика, был одет в форму железнодорожного почтовика! Тут приёмщик ошибиться не мог — не первый год служил в ведомстве путей сообщения.

Усатый, скуластое лицо, лет средних. На боку у получателя висела кобура, а это означало, что он сопровождает почтовый вагон, где, как известно, перевозят и денежные суммы, и ценные посылки.

Уже предчувствуя удачу, но подавляя это опасное настроение, Фандорин спросил у подполковника Данилова, только что прибывшего к месту происшествия:

— В последние двадцать минут, после половины шестого, поезда отправлялись?

— Так точно, харбинский. Десять минут, как отошёл.

— Там они, голубчики. Оба, — уверенно заявил инженер.

Подполковник засомневался:

— А может, в город вернулись? Или следующего, павелецкого ждут? Он в шесть двадцать пять.

— Нет. Неслучайно они явились почти в одно и то же время, с интервалом в несколько минут. Это раз. И, учтите, в какое время — на рассвете. Что на вокзале примечательного в шестом часу утра кроме отправления харбинского поезда? Это два. Ну и, конечно, третье. — Голос инженера посуровел. — На что диверсантам п-павелецкий поезд? Что они будут на павелецкой ветке взрывать — сено-солому и редиску-морковку? Нет, наши фигуранты уехали на харбинском.

— Дать телеграмму, чтоб остановили состав?

— Ни в коем случае. Там мелинит. Кто их знает, что это за люди. Заподозрят неладное — могут п-подорвать. Никаких задержек, никаких неурочных остановок. Мелинитчики и так настороже, нервничают. Скажите лучше, где первая остановка по расписанию?

— Это курьерский. Стало быть, остановится только во Владимире. Сейчас посмотрю расписание… В девять тридцать.