Ольга Сухаревская - Горе побеждённым

- Если он к ней близко подойдёт, я его убью! – не помня себя, крикнул Ипатов.

Канделябров от неожиданности выронил венчик.

- Да ты никак сказился? Девчонке только семнадцать стукнуло. Ей рано замуж. Пересиль себя и думай о службе. Тебе, дураку, надо на ноги вставать, а не людей убивать. Гроб – вещь строгая. Каторги захотел? О матери бы лучше подумал. Бабы того не стоят, даже самые лучшие. Будет так, как Богу угодно, слышишь?

- Хорошо Собакину. А у меня ни положения, ни средств.

- Запомните, молодой человек, дело, прежде всего, в самом человеке. Не даётся лёгких путей от земли к звёздам. Заслуживает победы только тот, кто к ней стремится.

На следующий день всё общество собралось ехать на праздничную службу в Кремль. Ипатов побежал на Сретенку ловить извозчика. Собакины стояли в прихожей и ждали, когда спустится Катерина. Она появилась, и у Вильяма Яковлевича, как у мальчишки, покраснели уши. Девушка была в голубом шёлковом платье с белым кружевным воротником и такими же перчатками. Волосы не по-девичьи подобраны наверх под бархатную шляпку с вуалеткой. В руках – серебристый ридикюль. Это была уже не Катя, а вдруг повзрослевшая Катерина Павловна. Девушка вопросительно посмотрела на своего благодетеля. Собакин одобрительно кивнул. В ответ она одарила его таким тёплым взглядом, что даже Канделябров смутился.

«Бог милостив к Ипатову – пропустил он эту сцену, – подумал он. – Да, дела. Положим, ничего дурного тут нет, если бы Брюс не был таким вертихвостом. Девчонка-то, просто – клад».

Обедом Спиридон Кондратьич превзошёл самого себя: суп-пюре из цветной капусты с малюсенькими слоёными пирожками с яйцами и рисом, разварная стерлядь под польским соусом и жареные цыплята. Про закуску и говорить нечего: тут тебе и кабанья ветчина, и голландский сыр, и молодые пупырчатые огурчики с пахучим укропом. Удался и мясной рулет с каштанами. Под конец подавался малиновый торт с шапкой взбитых сливок.

Отец Меркурий ел мало, всё хвалил, а про себя думал, что лучше монастырского горохового супа с сухарями ничего нет.

Ипатов не помнил, чтобы застолье проходило так весело, как в тот день. Пили красное вино. Присутствие молодой девушки сказывалось даже на старшем Собакине, который умудрился даже анекдот рассказать о нерадивом монахе. Сути никто не понял, но смеялись искренне.

- Отец Меркурий, вы бывали в театре? – спросил Собакин дядю.

- По-молодости, давно это было. А сейчас как можно? Я – монах.

- Может, вы помните, я как-то рассказывал, что на одном из заседаний Императорского Общества истории и древностей российских, его председатель - профессор Ключевский познакомил моего отца с талантливым человеком, поэтом и переводчиком Шиллера, Гёте и Беранже - Львом Александровичем Меем . Его стихи перекладывали на музыку и Чайковский, и Глинка, и Мусорский с Балакиревым. У него романсов – не счесть. Отец рассказывал, что этот замечательный человек в то время был занят тем, что переводил на современный язык «Слово о полку Игореве». Когда они сошлись поближе и Мей узнал историю нашего рода, то попросил рассказать о Марфе Собакиной. Отец в красках описал ему наше семейное предание, и поэт загорелся сделать драму на этот сюжет. Справедливости ради, надо сказать, что не личность самой Марфы вдохновила его на это творчество, а коллизии, которые развивались вокруг этой истории. В то время только-только вышла «История России» Соловьёва , где совсем иначе, чем у Карамзина , трактовалась личность Ивана Грозного. Это, в первую очередь, и заинтересовало Мея. Так появилась драма «Царская невеста» . Там фигурирует демоническая личность, царский лекарь - Елисей Бомелий или, правильнее сказать, Бомелиус. Он дал яд Марфе по её просьбе. Она приняла его, когда её разлучили с женихом. Ужас состоял в том, что она сознательно выпила отраву медленного действия, чтобы симулировать болезнь – боялась, что, если царь узнает правду, то пострадает её семья. Ведь Иоанн Васильевич ещё до свадьбы сделал Василия, а точнее Богдана Никифоровича Собакина боярином и пожаловал ему большое село Ильинское –Телешово, недалеко от города Шуи. Кстати сказать, Собакин вскоре умер, вроде бы своей смертью, а вот его жену, мать Марфы, царь казнил, когда узнал, что та передавала дочери какое-то зелье. Естественно женщина не была виновна в смерти дочери. Её не пускали к Марфе, которая уже заболела и мать передала дочке банальную ромашку со зверобоем. Следующей жертвой царского гнева стал родной брат несостоявшейся супруги – Калиста. Его имя есть в синодике Грозного, куда он заносил имена тех, кого убил.

- Про Телешово ты верно сказал, – кивнул отец Меркурий. – Туда после похорон Марфы вся родня и уехала от греха. Вернулись в Москву только после смерти царя и то, не все, – батюшка почесал в затылке. – А знаешь, Вилли, ведь нам, Собакиным, убивец, Малюта Скуратов - родня. Поэтому, он Марфу царю и нахваливал, хоть и знал, что она просватана за другого. Тут у него свой расчёт был.

- Вот так штука, – хлопнул ладонью по столу Вильям Яковлевич. – Я этого не знал. Надо будет порыться в архивах. Он, говорят, рыжий был. Уж не от общей ли крови у нас рыжина? – и захохотал.

- Отнеси Господь, - перекрестился старший Собакин.

- Мы отвлеклись, – продолжил свой рассказ Брюс. - В целом, драма Мея получилась замечательная, с лихо закрученным сюжетом. Она есть в моей библиотеке. А с год назад мне написал композитор Корсаков , где просил встретиться с ним и его учеником – Тюменевым , который пишет либретто на «Царскую невесту». Я тогда с удовольствием с ними повидался. Мы хорошо поговорили и расстались друзьями. И вот, представляете, на днях, в Малом театре встретил этого либреттиста. Он мне сказал, что опера с таким же названием уже готова. Её собираются ставить в Частной опере Мамонтова . Придётся вам, дядюшка, ради такого случая пойти с нами на спектакль.

Ипатов был увлечён рассказом Собакина, а потом вдруг перевёл взгляд на свой «предмет» и ужаснулся: Катерина, всегда такая спокойная, теперь раскраснелась и смотрела на Вильяма Яковлевича восторженными глазами, не отрываясь. Даже рот приоткрыла от восхищения и есть перестала.

«Павлин чёртов, эка хвост распустил! – исходил про себя злобой несчастный влюблённый. - Давеча, Канделябров рассказывал ей про Брюсов, сегодня в Кремле отец Меркурий хвастался ей могилами Собакиных. Теперь этот, конопатый, к Скуратову примазывается. Хоть и злодей, а фигура!».

Ипатова прямо разрывало от ревности. Все были против него. Даже кот, который во время еды всегда сидел у его ног, переместился под стул Кати.

«Вот, гад, получишь теперь от меня кусок, дожидайся!» - про себя пообещал он животному.