Кэролайн Роу - Снадобье для вдовы

— Но как она собиралась объяснить твоей семье, что ты куда-то пропал? Это было бы весьма затруднительно, — сказал Улибе.

— У меня нет семьи, господин. Она собиралась сказать… братьям… братьям в сиротском доме, что я умер.

К этому времени Нарсис проснулся и с большим интересом прислушивался к рассказу беглеца.

— Но это невозможно, — вмешался он в разговор. — Даже если у тебя нет семьи, продать мальчика-христианина невозможно.

— Это чистая правда, — сказал Улибе, — но корабли, отплывающие из Барселоны, везут много христианских детей, чтобы потом продать их по, высоким ценам на иностранных рынках. Деньги без задержек переходят из рук в руки, попутный ветер — и мальчик или девочка уже не корабле, идущем вдоль побережья, причем быстрее, чем они сообразят, что происходят. Если капитана корабля допросить, — а такое случается не так уж часто — он может сказать, что мальчик — это араб, захваченный в бою. Кому до него какое дело?

— Зато парню дело есть, — возразил стражник. — Все, что ему требуется, это сообщить все первому попавшемуся чиновнику христианского происхождения.

— Ага. Только потом он узнает, что если попытается это сделать, ему отрежут язык, — сказал Улибе. — Ты живешь слишком далеко от моря, мой добрый Нарсис. Кстати, приятель, ты умеешь читать и писать? — Он повернулся к мальчику.

— Д-да, — с колебанием сказал мальчик, — немного.

— Предлагаю тебе научиться как следует, — усмехнулся Улибе. — В том, что ты умеешь писать, есть свои плюсы. Потому что раз ты можешь что-то написать, не имеет смысла отрезать тебе язык, а свои обвинения ты сможешь изложить на бумаге в письменном виде. Раб без языка может работать, а без рук — нет, и деньги, уплаченные за него работорговцем, уйдут впустую. Это с практической точки зрения… Стало быть, ты сбежал. Умный парнишка. В подобных обстоятельствах я бы тоже, наверное, задал стрекача.

— Полагаю, таковыми обстоятельства и были, — произнес сержант. — Откуда именно ты сбежал?

— Не могу вам сказать, сеньоры, — вновь с панической ноткой в голове отозвался мальчуган. — Я точно не знал, где располагался этот дом.

— Но тебя же растили братья в сиротском приюте?

— Так оно и было, — кивнул тот. — Мои родители умерли, а потом братья, присматривавшие за мной, поместили меня в эту семью на место кухонного работника.

— Почему же, дружок, вместо этого они не попробовали научить тебя чему-нибудь — торговать, например? — спросил Улибе.

— У братьев было слишком мало денег для того, чтобы отдавать всех в ученики, и что у них было… — Он замолчал, подыскивая подходящее слово. — Они тратили на тех, кто проявлял способности к какой-нибудь профессии, — покраснев, пробормотал он.

— Что ж, думаю, они ошиблись, — сказал Улибе. — Ты кажешься мне достаточно разумным малым. Ты наверняка очень быстр — почти столь же, сколь и я, а людей с такими быстрыми руками, как у меня, поверь, немного. И тебе еще очень повезло, что я сейчас пребываю в добром расположении духа, — улыбнулся он. — А то я продемонстрировал бы тебе, что такое ловкий карманник.

— Полагаю, Улибе, у вас для этого слишком мягкое сердце, — заметил сержант.

— Я бы не был столь в этом уверен, — усмехнулся Улибе и вновь повернулся к Жилю. — Куда ты держишь путь теперь?

— На западе и на севере есть другие королевства, — ответил Жиль. — Я думал пробраться туда.

— Действительно, таковые там имеются, — кивнул Улибе, — но раз ты туда идешь, не забывай, что некоторые из них — наши враги. Едва ты откроешь рот, чтобы сказать хоть слово, там сразу поймут, откуда ты явился. Да я и сам тебя насквозь вижу, а вот если бы ты не говорил вообще, то и не догадался бы.

— Это серьезно? — спросил Нарсис.

— Да нет, я просто его подкалываю, — хохотнул Улибе. — Конечно, я точно не знаю, разве что он каталонец, что он откуда-то из наших краев, только и всего. Но в других королевствах говорят на чудных наречиях. Возможно, ты их и понять не сможешь. Тебе следует об этом поразмыслить.

Жиль откинул волосы со лба и недовольно посмотрел на Улибе.

— Сеньор, я знаю об иностранцах очень много, — заявил он. — И понимаю большинство из них. То, что я умею читать и писать всего чуть-чуть, еще не означает, что я полный невежда.

— Прими мои извинения, — усмехнулся Улибе.

— Он смышленый парень, — сказал сержант. — И совсем не похож на простого поваренка.

— Я свободен? Могу уйти? — быстро спросил мальчик, взглянув на Улибе.

— Разумеется! — заверил его тот. — Неужели ты считал себя моим пленником? Мне просто было любопытно, кому принадлежит такая маленькая быстрая ладошка. И убедиться, что… Минутку, — остановил его Улибе, заметив, что паренек уже вскочил на ноги.

Достав одно из льняных полотенец, в которое была завернута еда, он вновь завязал его и протянул Жилю.

— Прими с почтением, — сказал он, — это тебе на дорогу.

— В таком случае искренне благодарен вам, господа, за подкрепление сил, — произнес тот. — Вы спасли меня от голода, и я безмерно вам обязан. Теперь же мне нужно продолжать собственный путь. — Он вышел из-за куста, оказавшись выше ростом, чем ожидалось.

— Неважно, куда ты решил держать путь, — ответил ему Улибе. — Но у меня к тебе предложение. Мы направляемся в Барселону, мы уже говорили об этом. И я предлагаю тебе составить нам компанию. А в городе я найду место, где ты будешь в безопасности.

— Я не могу вернуться в Барселону, — дрожащим голосом сказал Жиль и неожиданно рванул к дороге.

— Почему вы пригласили его поехать с нами? — спросил сержант. — Мне просто интересно.

— Как ни странно, но я начинаю вскипать, когда представляю, как его возьмут в плен или убьют по дороге.

— Судя по всему, что-нибудь одно из этого с ним и случится, — флегматично буркнул сержант.

— Похоже, он не очень-то умеет за себя постоять, — встревоженно сказал Юсуф. — С его стороны было глупо подходить к нам так близко. Ведь мы могли оказаться кем угодно. А когда он попробовал убежать, было уже слишком поздно.

— Он умирал с голоду, — сказал Улибе. — А голодный олень готов кормиться из твой правой руки, когда ты в левой держишь нож.

Едва они вновь устроились на отдых, их прервал чей-то пронзительный вопль.

— Это тот самый парень, — сказал Улибе, вскакивая на ноги и, размахивая мечом, с удивительной скоростью вприпрыжку понесся в сторону дороги. С выражением покорности на лице сержант поднялся и последовал за ним.

Жиль находился на макушке холма, повернутого боком к Жироне. Двое мужчин, лошади которых паслись на обочине дороги, держали его крепкой хваткой.

— Вы меня весьма обяжете, господа, если отпустите нашего конюха, — заявил Улибе. Его меч молнией сверкнул на солнце, и один из нападавших попятился. — Жиль, ты болван, — сказал он, — возвращайся к лошадям. И вы, господин, тоже отпустите его.