Кэролайн Роу - Снадобье для вдовы

— Что с тобой происходит, Ракель? — нетерпеливо накинулась на нее мать. — Через два дня Йом Кипур, столько дел надо сделать, а ты сидишь в уголке и хандришь, как благородная дама в окружении слуг.

— Мама, я устала, — отозвалась Ракель. — У меня было много работы.

— Чепуха, — отрезала Юдифь.

— Последние пять дней, я или утешала вдову, которая потеряла любимого мужа, или выслушивала всякий вздор от двух юных дам, которые считали, что они влюблены. То плакала от искреннего сочувствия к настоящему горю, то давала советы, например, о том, что имеет в виду твой возлюбленный, когда он говорит то-то и то-то. А в промежутке — ухаживала за больным, который напрочь отказывался делать то, что ему говорят. Я устала.

— Но ты уже дома, — напомнила ей мать.

— Они постоянно мне жаловались, мама, но при этом возлюбленный одной из них находился рядом, а другой — не далее как в двух часах езды верхом. — Она разрыдалась.

— Он вернется, — мягко произнесла Юдифь, присаживаясь рядом с Ракелью на скамейку под деревом, и приобняла ее.

— Я не должна сердиться, — всхлипнула Ракель. — Госпожа Клара прошла через такие испытания, а мать доньи Томазы пытается выдать Томазу за другого. И она была великодушна ко мне. Перед моим отъездом она принесла мне завернутый в полотно сверток. Я до сих пор не посмотрела, что там.

Леа с ворчанием отправилась за свертком.

— Она сказала, что это от них обеих, — сказала она, положив сверток себе на колени. — В знак благодарности за спасение жизни лорда Улибе.

Юдифь заглянула было через плечо дочери, но потом поднялась.

— Покажешь мне потом. Мне нужна Наоми… — с этими словами она уже исчезла в доме.

Ракель развязала ленту, которая скрепляла сверток, и развернула его. Внутри оказалась изысканная сорочка из тяжелого шелка, вышитая белыми и серебряными нитями.

Мама, посмотри, — сказала она. — Это львы, они играют… — и только тут вспомнила, что рядом никого нет.

— Конечно, львы, — произнес глубокий голос позади нее. В конце концов, меня же зовут Даниэль.

— Даниэль! — пронзительно вскрикнула Ракель, вскочив и уронив сорочку на скамейку. — Я думала, что ты затерялся в море, — она обвила его руками.

— Когда меня ждет такая девушка? — улыбнулся он. — Никогда!

— Когда ты вернулся? — спросила она, отпустив его и, взяв себя в руки, снова опустилась на скамейку. — Нам никто ничего не говорил.

— Я только-только с дороги, — ответил он. Даже моя тетя еще не знает, что я вернулся, поэтому мне срочно надо домой. Но сначала я должен был увидеть тебя. Ты прекрасна, как никогда, — добавил он. — Но глаза заплаканные.

— А ты пропыленный и загорелый, как заправский моряк, — рассмеялась Ракель. — Но самый-самый долгожданный.

— Не понимаю, как мать может так глупо потерять своего ребенка, — рассуждала Юдифь. Они сидели во внутреннем дворике, наслаждаясь вечерней прохладой после ужина. Ветерок задул свечу, но Юдифь не стала звать служанку за другой свечой. — Я понимаю, что такое может случиться во время войны или бунта. Но она просто проявила беспечность.

— Она винит себя, моя дорогая, — заметил Исаак. — Но она любит своих детей столь же страстно, как и любая другая мать. Мы не знаем в точности, что происходило в их жизни в то время. Знаем лишь, что королевство воевало и свирепствовала чума. Такие события оказывают серьезные последствия, которые быстро не проходят. Она сбежала от опасности, полагая, что ее дочь в надежном месте.

— И она ошиблась, — сказала Юдифь. — Отправила девочку к каким-то монахиням. Даже не к друзьям. Это не то же самое, что послать Мириам к Дольче на соседнюю улицу.

— Юдифь, ты слишком строга к ней.

— Просто мне невыносимо слышать о тех страшных вещах, которые могут случиться с детьми. Очень рада, что Даниэль вернулся. А то я уже начала беспокоиться.

— Что такое, моя дорогая? Что тебя растревожило?

— Ничего. Ты рассказывал мне о сеньоре, а я тебя перебила.

— Просто я пытался объяснить, почему Ракель должна была находиться там.

— Она присматривала за благородным лордом, ведь так? Он производит приятное впечатление… особенно, когда никто не знает, что он благородный лорд.

— Он именно такой, Юдифь. Но с того момента, как я впервые увидел Серену де Фенестрес, я догадался, что она ждет ребенка, поэтому беспокоился, что из-за своего горя она не будет есть и пить, как необходимо в ее положении, — продолжал он. — Ракель находилась в поместье в большей степени, чтобы присматривать за ней, чем за лордом Улибе, который даже при своих тяжелых ранах был способен позаботиться о себе сам. А теперь этим занялась и ее дочь, и, насколько я понимаю, они присматривают друг за другом со всей тщательностью.

— А как ты догадался? — спросила Юдифь.

— Даже не знаю. В женщине, которая ждет ребенка, есть что-то такое… настроение, манера говорить, возможно, даже запах говорят о ее беременности.

— Интересно, почему же в таком случае ты не заметил во мне ничего такого? — буркнула она. — Или это получается, когда речь идет о незнакомой тебе женщине?

Возникло долгое молчание, нарушаемое лишь стрекотом насекомых в теплой летней ночи. Исаак глубоко вздохнул.

— Ненаглядная моя, — наконец произнес он. — Это правда? Трудно поверить, ведь прошло столько лет…

— Близнецам всего восемь. А еще был ребенок, которого я потеряла, — сказала она. — Не так уж много времени прошло. И я не такая старуха.

— Конечно, нет, любовь моя. Свадьба и ребенок. Я самый удачливый из людей, — он легонько коснулся пальцами ее лица.

— Не говори ерунды, — сказала она. — Удача тут ни при чем. — И она зашлась веселым смехом, когда он нежно обнял ее.