Андрей Воронин - Русская княжна Мария

Левая бровь лейтенанта Дюпре медленно поползла кверху: несмотря на свою молодость, он уже неоднократно слышал от разных дам очень похожие слова, означавшие, что кто-то должен прийти и утешить их в их одиночестве. Правда, то были совсем другие дамы, и встречи их с лейтенантом Анри Дюпре происходили при несколько иных, более располагающих обстоятельствах. Коротко говоря, лейтенант не ожидал столь быстрого падения казавшейся неприступной твердыни и был даже слегка разочарован крушением романтического образа княжны, сложившегося в его воображении.

Княжна сделала вид, что не заметила весьма красноречивого и крайне оскорбительного изумления лейтенанта.

– Вы должны меня понять, – продолжала она, – мне так одиноко, так страшно! Последнее утешение, которое мне осталось, это молитва.

После этих слов правая бровь лейтенанта присоединилась к левой: такого поворота он не ожидал и теперь чувствовал себя обманутым, словно княжна уже успела что-то ему пообещать и не сдержала слова. Впрочем, он тут же взял себя в руки: похоже, что его ухаживания все-таки должны были получиться долгими и романтическими, что могло сильно скрасить довольно скучную и однообразную походную жизнь.

– Я понимаю вас, – сказал он самым почтительным тоном. – Моя бедная матушка тоже была очень набожной женщиной. Она могла часами простаивать на коленях у распятия…

– Вот видите! – воскликнула княжна. – Я же лишена даже этой возможности. Мне известно, что все иконы, находившиеся в нашем доме, сейчас находятся где-то здесь, в повозках и солдатских ранцах. Одна из них, наиболее почитаемая моим покойным дедом, князем Александром Николаевичем, стала добычей денщика нашего храброго капитана Жюно. Капитан был так любезен, что предоставил эту икону в мое распоряжение для того, чтобы умирающий князь мог в последний раз приложиться к ней. Теперь икона дорога мне вдвойне. Я не прошу ее вернуть, но мне хотелось бы хотя бы изредка иметь возможность молиться святому Георгию…

– Сен Жорж? – удивился лейтенант. – Странный выбор для девицы…

– Эта икона – единственная память о князе, – напомнила Мария Андреевна. – Я понимаю, что вы имеете в виду, но святой Георгий – не только воитель, но и защитник слабых. А я сейчас, как никогда, нуждаюсь в защите. Я знаю, что вы поймете меня и поможете. Мне неловко во второй раз обращаться к капитану с этой просьбой…

– Я все понял, – перебил ее Дюпре. – Будьте покойны, сударыня, я немедля все устрою.

Он с поклоном отошел от княжны, приблизился к капитану и, склонившись над его плечом, начал что-то тихо и горячо ему говорить. Поначалу капитан хмурился, очевидно, не в силах понять, что ему надо, но потом лицо его прояснилось, он улыбнулся и махнул рукой. Обернувшись к княжне, Жюно отсалютовал ей бокалом и важно кивнул, показывая, что готов удовлетворить ее просьбу, тем более что ему лично это ничего не стоило.

Получив разрешение Жюно, лейтенант Дюпре поспешно покинул дом и вышел во двор, где стояло несколько экипажей, в числе которых находились повозка капитана и карета, в которой ехала княжна. Небрежно ответив на приветствие часового, лейтенант отыскал капитанскую повозку, из которой, как некая часть клади, по-прежнему торчали ноги денщика. Поль спал, о чем свидетельствовал доносившийся из повозки раскатистый храп.

Лейтенант постучал сначала по кожаному верху повозки, а затем и по дощатому борту. Храп прервался всего лишь на мгновение, чтобы тут же возобновиться с удвоенной силой. Торчавшие поверх тюков прямо перед носом у Дюпре босые ноги денщика были грязны и являли собой довольно отталкивающее зрелище. Брезгливо морщась, лейтенант поднял саблю и похлопал ножнами по босой пятке.

Это прикосновение наполовину разбудило денщика. Храп прекратился, в повозке послышалась возня и шлепанье губами, какое издает спросонья разбуженный посреди ночи, но еще не до конца проснувшийся человек. Лейтенант снова хлопнул его ножнами по ноге.

– А? Что? – испуганно воскликнул Поль, решивший, что кошмар минувшей ночи начинается опять. – Не подходи!

– Тише, Поль, вы разбудите весь лагерь, – проворчал Дюпре. – Я к вам с приказом от капитана Жюно.

– С приказом? – снова укладываясь на тюки, спокойно удивился Поль. – Какие могут быть приказы, мой лейтенант, когда я не могу и шагу ступить? Этот проклятый бандит отделал меня до полусмерти, но я, как видите, остался в строю, с моими боевыми товарищами, с моим капитаном… Так чего же еще от меня хотеть? Не понимаю, право, не понимаю!

– Послушай-ка, приятель, – сдерживаясь, сказал Дюпре, который очень не любил капитанского денщика за жуликоватость и нахальную манеру держать себя с офицерами, – если ты на минуту закроешь рот, я с удовольствием объясню тебе, в чем дело. Если же ты сию секунду не замолчишь, я постараюсь сделать так, чтобы ты об этом пожалел. Посуди сам, к чему тебе оставаться в строю, когда ты не можешь выполнить простейшего распоряжения своего капитана? Тебе прямая дорога в лазарет, а оттуда, как водится, на кладбище. Думаешь, капитан Жюно не найдет тебе замены? Найдет, поверь!

– Но, господин лейтенант, – поспешно возразил Поль, – вы меня неправильно поняли! С чего вы взяли, что я отказываюсь служить Франции и моему капитану? Приказывайте, и я пойду в атаку на руках!

– Это не потребуется, – сухо ответил лейтенант. – Где-то в этом возке хранится икона, которую ты украл накануне в усадьбе. Капитан требует вернуть ее владелице.

Денщик досадливо крякнул: икона была самым дорогим его приобретением и одна стоила много больше, чем вся остальная его добыча, вместе взятая. Дело, конечно, было не в самой иконе – эта размалеванная доска казалась Полю лишней обузой, – а в тяжелом золотом окладе, который он намеревался весьма выгодно продать по возвращении домой одному знакомому ювелиру. Мысленно Поль уже распределил и потратил эти деньги, и расставаться со своими мечтами только потому, что капитан Жюно решил услужить очередной дамочке, ему было жаль до слез.

– Сейчас, сударь, – угодливо пробормотал он, возясь в тесной повозке и лихорадочно придумывая, как поступить. – Подождите одну только минуточку, прошу вас. Мне больно двигаться, прошу извинить…

Ход мыслей денщика Поля был прост и делал большую честь его умственным способностям. Капитан приказал передать хозяйке, то есть этой русской дамочке, ее икону – икону, а вовсе не оклад! Присваивая золото и возвращая дерево, Поль рисковал, но не слишком: он очень сомневался, что в его теперешнем состоянии у капитана поднимется рука подвергнуть его наказанию более жестокому, чем словесный разнос. К словесным разносам Полю было не привыкать; к тому же, в самом крайнем случае, он всегда мог вернуть оклад, хотя и не знал, как ему удастся пережить такую потерю.