Кэролайн Роу - Припарка для целителя

Крутой, неприветливый склон справа казался более зловещим, и Даниель внезапно обнаружил, что перемещается клевой, более пологой стороне.

Наконец, спустя, казалось, целую вечность, дорога впереди посветлела. Еще один подъем, и он снова окажется под лучами солнца. Даниель сделал глубокий вздох, посмеялся над своими неразумными страхами и взглянул на лошадь, снова смотревшую на переднюю левую ногу.

— Это беспокоит тебя? — негромко спросил Даниель, и она раздраженно встряхнула головой. Приняв это за «да», остановил ее, зашел на левую сторону и нагнулся, чтобы развязать платок.

Кобыла тревожно заржала и вырвалась у Даниеля, некрепко державшего повод. В этот миг что-то величиной с валун обрушилось на его плечо и свалило на землю, еле переводящего дух, неспособного ни говорить, ни двигаться.

Даниель всеми силами боролся против скользящей по его спине необъяснимой тяжести и своей неспособности дышать. Потом осознал, что эта тяжесть живая и двигается целеустремленно. Внезапно она схватила его за волосы и приподняла голову. Он издал крик удивления и боли, попытался высвободить голову из этих ужасных пальцев. Уголком глаза увидел блеск ножа и замер.

— Брось нож на землю, а то проколю насквозь.

Эти слова прозвучали странно, произнесший их голос, казалось, донесся откуда-то издали, но были первыми понятными вещами, проникшими в сознание Даниеля. Пальцы, державшие его волосы, разжались, голова упала на каменистую, пыльную поверхность дороги, и он потерял всякое, представление о происходящем.

Потом гнетущая тяжесть на спине внезапно исчезла, и Даниель пошевелился, обнаружив, что способен дышать и двигаться.

— Даниель, подними этот нож и помоги мне.

Это был голос Юсуфа, и звучал он недовольно.

Даниель открыл глаза и подскочил. Юсуф с мечом в руке стоял над парнем шестнадцати-семнадцати лет с рыжевато-золотистыми волосами, темно-рыжей бородкой и запыленным лицом. Юсуф стоял одной обутой в сапог ногой на запястье парня, острие его меча было плотно вдавлено в горло лежащего.

Даниель поднял нож. Потом развязал пояс на камзоле пленника.

— Давай свяжем ему руки.

— Почему бы просто не убить его? — спросил Юсуф.

— Потому что он нужен нам в доказательство того, что произошло, — ответил Даниель.

Через несколько секунд они крепко связали парню руки за спиной, Даниель нашел свою кобылу, которая оправилась от зрелища какого-то существа, падающего с ветви дерева почти ей на голову, и искала на обочине что-нибудь аппетитное, Юсуф подвел лошадей, свою и парня.

— Откуда ты появился? — спросил Даниель. — Я высматривал тебя и ничего не видел.

— Я вырос, учась прятаться, — ответил Юсуф. — И это оказалось кстати. Он, как только увидел, что ты переходишь на левую сторону, влез на дерево с нависающей над дорогой ветвью и дожидался, когда будешь проходить мимо. Но ты оказался не на том месте, где он ожидал, когда спрыгивал, поэтому у него ничего не вышло.

— Кобыла заметила его раньше меня, — сказал Даниель. — Заржала, и я, наверное, подскочил.

В судебном зале стояла пауза, пока не привели подсудимого. Присутствующие, подавшись друг к другу, обменивались взглядами, мрачно покачивали головами, обсуждая наглость человека, который пытается защищаться от таких веских улик в совершении столь ужасающих преступлений. Короче говоря, все уютно облеклись в мантию самодовольства и очень наслаждались.

Только одна небольшая группа не наслаждалась. В углу, в отдалении от зрителей, сидели Томас, Ромеу и Рехина, пришедшие говорить в защиту Луки.

— Папа, почему нам не позволяют ничего говорить? — спросила Рехина.

— Может быть, скоро позволят, — ответил ее отец, выглядевший от беспокойства нездоровым. — Его преосвященство знает, как делаются эти дела, — добавил он. — Не нужно делать ничего, чего не следует.

— Его преосвященство не думает ни о нас, ни о Луке, — сказала Рехина. — Он думает о своем обеде.

В этом она была отчасти права, но очень несправедлива к Беренгеру де Круильесу. Он думал об обеде, но в связи с делом. И как раз говорил первому судье, что, если они не смогут собрать всех свидетелей до обеда, когда толпа разойдется, возникнут серьезные затруднения.

— Ты не должна так говорить, — с отчаянием сказал Ромеу, совершенно подавленный атмосферой суда.

— Должна и буду, — сказала Рехина. Поднялась со скамьи и, прежде чем ее кто-то успел остановить, быстро подошла к столу, где судьи все еще были поглощены разговором.

— Ваше преосвященство, почему у тех, кто предоставил бы свидетельства в защиту обвиняемого, не взяты показания? — спросила она. — Несправедливо выслушивать только обвинителей. Прошу вас позволить говорить тем, кто будет защищать его. У него есть право на справедливость, так ведь?

Щеки ее раскраснелись от придавшего смелости гнева.

— Дочь моя, — ответил Беренгер, — прежде мы хотим заслушать самого Луку. — Понизил голос почти до шепота: — Но то, что он говорил до сих пор, видимо, не поможет ему, поэтому я не хочу, чтобы он говорил последним. — И снова повысил голос до нормального уровня: — Потом, чтобы все было справедливо, мы заслушаем тех, кто будет говорить в его защиту, как ты. Обещаю, дочь моя, что ты будешь выслушана. Теперь сядь на место, я вижу, что обвиняемый вот-вот войдет.

Тут ввели Луку. Он бросил недоуменный, грустный взгляд на Рехину и поклонился судьям.

— Хотите добавить что-нибудь к тем показаниям, которые вы дали и подписали? — спросил первый судья.

— Если б знал, что добавить, я бы охотно это сделал, — ответил Лука, — но я не знаю.

— В таком случае, — заговорил первый судья, глядя на лежащий перед ним документ, — у суда есть к вам несколько вопросов. Помогут ли вам ответы, мы не можем знать, но они должны кое-что прояснить.

Высказав это наставление о целях закона, он кивнул своему собрату, третьему судье, изучавшему с беспокойным видом лежащий перед ним материал.

Причиной озабоченности третьего судьи было то — некоторых причин он не мог понять, — что это дело казалось очень важным для его преосвященства. Придя к этому выводу, он приготовился уделить этому травнику — какими бы ни были его прошлое и нынешнее положение — не меньше внимания, чем дворянину или даже аристократу. Смущало его только то, что вопросы, которые поручил ему задать епископ, как будто не имели никакого отношения к рассматриваемому делу.

— Можете объяснить, почему вы приехали в город Жирону с утверждением, что вы родственник сеньора Мордехая? Насколько я понимаю, это было неправдой.

— Это было неправдой, ваша часть, — ответил Лука. — С моей стороны говорить это было не только дурно, но и глупо. Я сделал это, чтобы получить больше работы как травник, в надежде, что сеньор Мордехай представит меня людям, которым могут понадобиться мои услуги.