Сергей ГОРОДНИКОВ - Алмаз Чингиз-хана

Вначале бурное, течение воды замедлялось, его неистовая жажда разрушения ослабела, затем иссякла, и западное озеро угомонилось, казалось виновато притихшим. Слышался шепелявый, приглушённый шёпот речушки, она широко стекала в каменную чашу без надежды вновь её заполнить, так как вода тут же торопливо вытекала через щель в скале, пересекала всю площадку и срывалась в пропасть новым водопадом. Шум прежнего водопада прекратился: наполнять смежное, восточное озеро, из которого он изливался, стало нечем.

Сквозная щель в локоть шириной как будто разрезала противоположную обрыву пропасти скалу на две неравные части, из которых, правая, была заметно уже левой и продолжала сдерживать давление толщи воды восточного озера. В основании щели, после того как из неё вывернуло, унесло каменную глыбу, образовалась ямка; сквозь текущую над ней пенящуюся воду было видно, что дно ямки оказалось гранитной плитой, ровной, явно обработанной человеком. Плита эта простиралась под меньшую, правую часть разрезанной щелью скалы, и её назначение было непонятным.

Мещерина неудержимо влекло пробраться щелью к озеру и своими глазами оглядеть изнутри него обнажившиеся берега. Однако он медлил: слишком свежым было впечатление о страшном наказании за незнание всех условий проникновения в тайну сокровищницы Чингизхана. Золотую плашку смыло потоком вместе с монголами; но чем она могла бы ему помочь? Он помнил мельчайшие подробности всех нацарапанных на ней изображений, а о прорыве воды там не было даже намека. Какие же еще неожиданные опасности будут подстерегать его, если он не отступит от намерения дойти до конца?

Борис и Настя присели на мокрую траву в углу скал и явно настраивались после короткого отдыха возвращаться тем же путём, каким очутились на площадке… И он решился. Несмотря на предостерегающий оклик встающего Бориса, пробрался вдоль стены к самой щели. Толщина скалы у основания щели не превышала трёх локтей, а в просвете за ней ровная гладь водной поверхности застыла над грязью и остриями каменного дна озерной чаши. Он расчётливо поднырнул во встречный ток воды, который был ему по пояс. Его могло подхватить течением и выбросить в пропасть, но он ухватился за края ямки, подтянулся к ней ногами, после чего упёрся носками сапожек и распрямился вдоль дна, чтобы с помощью обеих рук схватить внутренние края щели, вынырнуть уже в самом озере. Он выбрался к глади озера, где вода была по колена, и вздохнул с облегчением.

Ему не верилось, что после испытанных потрясений, как и он, чудом оставшиеся в живых спутники отважатся последовать за ним. К его удивлению, когда он без определённой цели оглянулся, из потока в щели показались головы Бориса и крепко держащей его шею, судорожно глотающей воздух девушки, которые словно потеряли тела и сами по себе боролись с рвущимся наружу течением, настроенным подхватить их и унести назад. По скользким камням дна они пробрались в сторону от щели и лишь там встали на ноги. Стараясь тише всплескивать воду, с выражениями лиц оказавшихся в чужом и безлюдном доме воришек, они сделали несколько шагов по дну озера, коленями взбивая холодную воду, которая расходилась от них зябью и волнами, приблизились к нему и остановились. Никаких упрёков он не услышал, и у них любопытство взяло верх над здравым смыслом.

Все трое молчали, не смея голосами тревожить покой места, где их не ждали, не желали знать проявившие себя безжалостными и непредсказуемыми силы. Но смотрели во все глаза, и только Борис не испытывал волнения от ожидания увидеть нечто такое, ради чего на камне был выбит знак входа.

Это нечто могло находиться лишь под козырьком противоположного изгиба берега, внизу стены чаши безжизненного озера, где выделялись четыре похожих один на другой небольших свода пещер, ещё недавно скрытых толщью проточной воды. Мокрые своды по грудь мужчины выступали над голубоватой озёрной гладью, и расцвечиваемая солнечными бликами полутьма пещер как будто завлекала внутрь горы, под обрыв ее склона.

— Что это? — тихо спросила Настя, которая, как и Мещерин, неотрывно вглядываясь под эти своды, надеясь там найти объяснение их назначения.

Неуверенный голос ее, казалось, пробудил какие-то новые гневные силы. За их спинами зашуршали и посыпались камни разделяющей озёра насыпи. Даже Борис вздрогнул, с тревогой в глазах обернулся. Смежное озеро было чуть шире за счёт невидимого, прилегающего к насыпи торца распоротой щелью скалы. С наружной стороны эта скала подпиралась гладким торцом другой, которая образовывала с ней один из углов площадки возле пропасти. Восточное озеро, таким образом, оказывала давление водой не только на насыпь, но и на торец меньшей части распоротой скалы, как будто выталкивало её из тисков насыпи камней и наружной стены площадки. Не выдержав торцового давления, меньшая часть скалы зашевелилась, и сдвинулась, разрушая насыпь, по которой покатились, застучали камни. Затем тяжело скользнула по гладкой и ровной гранитной плите под ней, как будто там были каменные валки, чтобы с грохотом замкнуть щель. В течение полуминуты от щели остался только стыковочный шов.

В месте повреждения насыпи из смежного озера прорвалась вода, сначала неуверенно, сверкающими, будто чешуйчатыми струями, потом, усиливая напор, и вдруг целым потоком. Водная поверхность у ног Мещерина, Насти и Бориса заволновалась, покрылась рябью, начала медленно, но неотвратимо подниматься. Уже в скором времени она обещала поглотить своды пещер, вновь скрыть их под водой.

— Куда?! — воскликнул Борис в спину Мещерину, который ринулся к пещерам, боясь упустить единственную возможность разобраться в смысле собственной жизни.

Борис бросился за ним с намерением остановить его, если понадобится, то и силой. Напуганная пережитыми опасностями и неожиданно возникающими угрозами ещё больших Настя кинулась следом, но споткнулась о камни на дне и с отчаянным вскриком упала, провалилась с головой под воду. Борису пришлось вернуться за ней, подхватить за руку, потащить за собой.

Они уже позабыли о существовании Бату. И тут он им напомнил о себе.

— Стойте! Не сметь! — отчётливо послышались его злобные выкрики. Сбегая от покатого склона двугорбой горы к краю уступа и берегу озера, он с угрозой размахивал обнажённой саблей.

И Борис, и Мещерин оказались перед ним безоружными, для сопротивления могли использовать только камни. Мещерина это мало заботило, он уже пригнулся под ближний свод, преодолевая сопротивление воды, сделал несколько шагов в зеве хода в пещеру. Однако, распознав в дальнем полумраке тупик, быстро выбрался обратно. Похожие тупики оказались и под следующими двумя сводами. И только под четвертым, из-за особой игры отражаемого водой солнечного света неожиданно ясно увиделось черное пятно какого-то знака. В первое мгновение Мещерину показалось, знак чудесным образом застыл в воздухе. Не раздумывая и не колеблясь, он ступил вперёд, и сразу провалился в углубление, по шею погрузился в воду, а когда на следующем шаге ноги потеряли дно, поплыл на этот знак. Вскоре он нащупал ступнями подъём дна и стал выбираться из холодной воды под просторный купол, помогая себе руками, подгребая ладонями.