Жан-Мишель Тибо - Последнее пророчество

Михаэль не сделал больше ни шага к юной девственнице. Ему казалось, что все члены семьи смотрят на него через полуприкрытые веки.

«Намия… Намия…»

«Михаэль… Михаэль…»

Их души звали друг друга. Их тела взывали друг к другу. Михаэль решился шагнуть к общему ложу, и ему почудилось, будто он задел ногой натянутую кожу барабана. Обычай требовал, чтобы влюбленные совокуплялись в отчем доме девушки первые четыре ночи. Намия должна была потерять девственность в кругу своих родных. Михаэль не станет соблюдать этот обычай. Он не придерживался его в прошлом, с дюжиной молодых индианок, ставших его временными спутницами. Он снова сыграет свою роль производителя, привнесет новую кровь, в которой так нуждается племя, чтобы дети продолжали рождаться здоровыми. Но только не здесь.

Намия лежала на правом боку, лицом к нему. Михаэль подошел и погладил ее по волосам. Она перестала дышать. Он осторожно взял ее за руку и заставил встать.

Инесс пошла вслед за Михаэлем. Она спрашивала себя, зачем ему понадобилось взбираться по ступенькам в ту хижину. Она спряталась за деревом, увидев, что он выходит, ведя кого-то за собой. Они прошли рядом, и сердце Инесс замерло от боли. Новое чувство горькой волной захлестнуло душу. Это была ревность.

Они не стали углубляться в джунгли. В этом месте землю густым ковром укрывали папоротники. Стоя друг напротив друга, они познавали природу своего желания, и дыхание их становилось все более прерывистым. Намия ощутила, как его руки касаются ее бедер, скользят по ягодицам. Она выгнулась, дрожа. И прикусила язык, когда его руки, сдвинув повязку, стали раздвигать ее бедра. Михаэль был с ней нежен. Он открывал с помощью прикосновений места, которые его глаза ласкали на протяжении многих недель. Порывисто прижавшись губами к ее губам, он смешал свою слюну со слюной девушки. Намия неловко попыталась ответить на поцелуй. Она больше не могла сдерживать свое желание. И тело ее, и душа вибрировали от страсти. Утолить эту жажду, сейчас же, немедленно! Ее время на этой земле сочтено. В Дариене люди часто умирали, не дожив до тридцатилетия. Она прильнула к нему, положив руку ему на затылок. Ее губы быстро постигли науку поцелуя, и уже четвертый поцелуй был вызывающе страстным.

Она улеглась на папоротник.

Михаэль больше не сдерживал свое желание. Он целовал ее груди, прижимал ее тело к своему, сжимал ногами ее ноги. Потом раздвинул ее бедра и провел языком и губами по ее влажным глубинам. Она была готова, открыта… Она изнемогала от желания. Глаза ее сияли. Неторопливо и нежно он проник в нее.

Намия закричала. Этот крик ударил Инесс в грудь, словно молот. Ревность терзала ее, разъедала внутренности. Поднималась к горлу, душила, переполняла гневом. Инесс потеряла голову. Кровь яростной волной ударила в голову. Их соединившиеся тела казались ей одним гнусным животным. Она буквально испепелила их взглядом, а потом бросилась вперед.

Они не слышали звука ее шагов. Желание росло в них, и ничего другого они не чувствовали и не видели. Кто-то оторвал Михаэля от тела девушки. Чьи-то руки вцепились ему в плечи, разворачивая в сторону.

– Устыдитесь, отче! – крикнула Инесс, ударяя его кулаком по лицу.

Он покачнулся, все еще не придя в себя, и получил второй удар, на этот раз в нос.

– Вы должны наставлять их на путь веры, а вы их развращаете!

– Это не то, что вы подумали! – пробормотал он.

– А что вы хотите, чтобы я думала? Что вы читали с ней катехизис? Делать такое с ребенком! Да это в сотни раз отягчает ваш грех!

– В глазах ее народа она женщина!

Мысли Михаэля прояснились. Он смотрел на фурию, все еще сжимавшую кулаки. Намия тихо заплакала.

– Не бойся, я отправлю ее назад в город, – сказал он девушке на языке ее племени.

– Я не боюсь, – ответила она. – Но богиня говорит мне, что ты уедешь вместе с ней.

– Не говори глупости!

– Мое сердце чувствует правду. Эта белая женщина любит тебя, но ты этого пока не видишь.

Слова Намии ошеломили Михаэля.

– Что вы там замышляете, вы, двое? – сердито бросила Инесс.

Михаэль смотрел на нее со странным выражением лица:

– Я отдам вам страницу из блокнота. И поеду с вами во Францию.

Инесс была озадачена. Что такого сказала ему юная индианка? Почему он передумал? На этот вопрос она, возможно, никогда не получит ответа.

«Что я теперь буду с ним делать? – спрашивала она себя. – И что станет со мной?» Возвращаясь в хижину, она приняла решение исповедаться, чтобы искоренить любовь, успевшую прорасти в ее сердце.

Отец Санче в обеденный час прибыл на «Солнечную ферму», расположенную на территории коммуны Чигин Арриба – уединенной деревни у подножия горы Гаиталь. Переезд в автомобиле из Панама-Сити занял два часа. «Солнечная ферма» состояла из трех зданий, возведенных на крутом склоне холма. Вся территория была обнесена сетчатой оградой, поверх которой были натянуты три ряда колючей проволоки. По официальной версии здесь разводили белых кур и черных свиней. На самом же деле ферма являлась одним из тренировочных лагерей «Легиона Христа».

Декорации тем не менее были необходимы. Куры и свиньи бродили по влажной земле. Даже были наняты женщины и дети, которые за ними ухаживали. Завидев на дороге автомобиль, последние со всех ног бросились в столовую. Легионер, сидевший за рулем, обильно потел. За все время пути они с отцом Санче, сидевшим справа от него, обменялись тремя словами. Больше говорить ему не хотелось – страх захлестнул его.

Брат Санче был среднего роста, на вид ему можно было дать лет тридцать. Лицо у него было круглым, бледным и полностью лишенным растительности. Его кожа младенца никогда не знала огненного прикосновения бритвы. Таким же безволосым было все его тело. Он мог бы показаться сверхъестественным существом, если бы не хищный взгляд убийцы и аура смерти, окружавшая его.

Как бы то ни было, а у водителя возникло стойкое ощущение, что он везет живое воплощение смерти. У Тени были причины сделать брата Санче своим духовным сыном. Тот создал эскадроны смерти во многих странах американского континента, много раз участвовал в операциях по «очистке нравов» в Мексике и Чили. Он прибыл на ферму в блеске своей черной славы, к которой добавлялась значительная доля святости.

Выходя из автомобиля, он презрительно посмотрел на сбившихся в кучку женщин. Их было около пятнадцати, причем все – толстые метиски с грубыми чертами лица. Грязные дети держались за их измазанные куриным пометом юбки. Брат Санче с трудом мирился с их присутствием на ферме, но панамские власти должны были видеть, что это настоящая ферма, на которой работают настоящие семьи.

– Парни в столовой, – сказал водитель, указывая на низкое здание под волнистой крышей.