Рита Мональди - Secretum

Услышав, как я прощаюсь с главным поваром, дон Паскатио счел мою фразу «До завтра, начальник!» слишком фамильярной.

– Да будет вам ведомо, господин главный птичник, – с вежливой серьезностью заметил он мне, словно предостерегая от опасности, – под началом у главного повара есть просто повар, раздельщик, поварята и главный мясник, а кроме того, естественно, главные поставщики продуктов.

– Дон Паскатио, я знаю, я…

– Да будет мне позволено договорить, господин главный птичник. Хороший шеф-повар должен приготовить список расходов для главного кладовщика и проверить, чтобы то, что было закуплено, совпало с тем, что он подписал, равно как и обязан позаботиться о том, чтобы съестные припасы из кладовки попали непосредственно в руки повару. Диспозиция же продуктов…

– Поверьте, я только хотел… – тщетно попытался я перебить его.

– …продуктов, говорю я, которые должны быть превосходными как для обычной трапезы, так и для банкетов, всецело зависит от таланта и способностей нашего главного повара, который, будучи непревзойденным в сей должности, умеет из малого сделать большое и за скромную сумму подаст на стол такой набор блюд, какой менее опытный повар не сможет составить и за сумму вдвое большую. Те главные повара, которые не умеют управлять подчиненными и составлять меню, наносят ущерб собственной чести и чести своего хозяина, выставляя себя на посмешище. Господин главный птичник успевает за ходом моих мыслей?

– Да, дон Паскатио, – подобострастно кивнул я.

– Ибо главный повар должен следить еще и за тем, чтобы провизия хорошо охранялась, чтобы еда была готова вовремя, чтобы блюда были поданы на стол в необходимом количестве и в нужное время, дабы они не остыли, и чтобы пища соответствовала вкусовым пристрастиям хозяина, наконец, чтобы в кладовую и в тайную кухню, которой он командует, не заходил никто посторонний, а в некоторых случаях даже домашняя прислуга. Кроме вышесказанного, он должен с высочайшей бдительностью следить за тем, чтобы еда, которую вкушает его хозяин, была отменного качества, посему ее должно касаться как можно меньше рук, во избежание порчи или даже отравления. Короче говоря, господин главный птичник, главный повар держит в своих руках жизнь собственного хозяина.

– Я понимаю, о чем вы говорите, но я всего лишь позволил себе попрощаться с…

– Дорогой господин главный птичник, на основании того, что я сейчас позволил себе восстановить в вашей памяти, обращаюсь к вам с просьбой прощаться и здороваться по правилам, установленным в доме Спады, а также с надлежащим почтением обращаться к главному повару, – изрек дворецкий скорбным голосом, словно нанес объекту нашего обсуждения, который в этот момент уже давно думал о чем-то своем, глубокую обиду.

– Хорошо, я обещаю вам это, глубокоуважаемый господин дворецкий, – ответил я, невольно попадая под влияние его речи, изобилующей официальными оборотами, хотя вообще-то я обычно обращался к дону Паскатио по фамилии.

Однако, как видно, природные наклонности дона Паскатио обострились из-за серьезной подготовки к свадьбе.

– Господин главный птичник, – сказал он мне наконец, – Как мне было сообщено, некий чужеземный кавалер, удостоивший нас чести принимать оного в качестве личного гостя его высокопреосвященства кардинала Спады, изъявил желание, чтобы вы прислуживали ему в эти дни. Мне известно, что речь идет о важной персоне, и я не желаю вмешиваться, но надеюсь, что вы будете выполнять также свои обычные обязанности с тем же пылом, разумеется, если сие не будет противоречить желаниям вышеупомянутого кавалера.

– Простите, но откуда вам это известно? – спросил я не без удивления.

– Так мне доложили, очень просто и… да, я надеюсь, что могу рассчитывать на вашу лояльность и ответственность, – ответил дон Паскатио.

Было совершенно ясно, что Атто Мелани отвалил кое-кому приличную сумму денег, вероятно, тому же дворецкому собственной персоной, дабы в эти дни без помех пользоваться моими услугами, к тому же, поступая таким образом, аббат заслужил репутацию человека, который может быть сверх меры щедрым, если, конечно, захочет.

Я заявил дону Паскатио, что в данный момент, если он пожелает, я в его распоряжении.

– Ну конечно, дорогой господин главный птичник, – ответил тот, с трудом подавляя распирающее его тщеславие, – действительно, тут есть пара вещей, которые вы могли бы взять на себя, поскольку кое-какие особы, как бы это сказать, предали нас.

И тут он поведал мне, что некоторые слуги сегодня в послеобеденный час непостижимым образом скрылись, не прибив доски на трибунах для зрителей в театре, тем самым воспрепятствовав тому, чтобы тот был своевременно готов, как того настоятельно требовал кардинал Спада еще несколько недель назад. Я знал причину(вообще-то довольно пошлую) их дезертирства: они обнаружили группу юных крестьянок и удалились, дабы пофлиртовать с ними, в виноградники перед Порта Сан-Панкрацио за домом Корсини возле Кваттро Венти [14]– обстоятельство, о котором я умолчал не столько из-за нежелания быть доносчиком, сколько потому, чтобы не омрачать настроения дона Паскатио еще больше. У дворецкого даже сейчас был унылый вид: снова его подчиненные подвели его, и головомойка, которую устроил ему кардинал Спада, не прошла бесследно.

– Я представил его преосвященству список лиц, которые должны быть наказаны, – соврал он, не зная, что я подслушал его разговор с кардиналом. – А до тех пор все же срочно, нужны работники. Было бы очень кстати, если бы вы, господин главный птичник, употребив свои разносторонние таланты, обладание которыми вы доказали на службе благородному дому Спады, надели бы приличествующий случаю наряд, точнее говоря – ливрею, и могли бы принять участие в сервировке еды и напитков за вечерней трапезой, насколько это соответствует потребностям гостей его превосходительства. Они сейчас все на лугу около фонтана и приступают к ужину. Я буду поблизости. А теперь я попросил бы господина главного птичника удалиться.

Я уже хотел надеть ливрею, но отшатнулся от страха: мне вручили белый тюрбан, кривую саблю, пару арабских остроносых башмаков без задников, шаровары, тунику и украшенный арабесками кушак, которым следовало обмотать себя по грудь. Я уже не говорю о том, что все это было на три размера больше, чем надо.

Ах да, забыл сказать: было решено провести вечерний банкет, обставив его в экзотическом восточном духе, таким образом, ливреи не понадобились. Длинный лихой султан, красовавшийся на моем головном уборе, не оставлял ни малейшего сомнения в том, что это была форма янычар – той самой могучей и грозной лейб-гвардии турецкого султана. И это было еще ничто в сравнении с тем, что мне пришлось пережить позже.