Николай Свечин - Московский апокалипсис

– По четыре в ряд… рысью… марш-марш!

Опешившие французы разомкнули строй, и наша колонна устремилась в лазейку. Вместе с драгунами бросились спасаться и беженцы. Милорадович дождался, пока мимо него проедет последняя телега, ещё раз откозырял седовласому генералу и удалился, никем не тронутый. Он ехал, не торопясь и не оглядываясь, словно в одном своём лице представлял весь русский арьергард…

Несколько минут французы, стоящие у заставы, не могли произнести ни слова. Потом офицер вздохнул, не то с сожалением, не то с облегчением, и повернулся к Петру:

– Что вам угодно?

– Господин су-лейтенант, у меня на телеге больная русская княгиня Шехонская. Она не может идти, ей нужна срочная врачебная помощь. Позвольте ей, пожалуйста, выехать из города и избежать ужасов грабежа! Она уже отдала все свои ценности конным егерям, больше у княгини ничего не осталось. Прошу вас, сжальтесь над бедной женщиной!

Офицер оглянулся: начальник авангарда хмуро глядел вслед Милорадовичу и бранился под нос.

– Увы, сударь, вы опоздали на десять минут. Даже на пять. Сейчас уже невозможно выполнить вашу просьбу. Княгиня должна вернуться в Москву.

– Но…

– Никаких “но”! Генерал Себастиани чувствует себя одураченным. Поглядите, как он сердится! Я не пойду сейчас к нему просить за вас – это бесполезно. Ваш Милорадович лишил нас законной добычи. Он уже второй раз за день останавливает наше продвижение. И при этом ссылается на какие-то устные договорённости с Мюратом, о которых никто не слышал! Будто бы тот на словах обещал позволить русскому арьергарду покинуть Москву без боя… И вот сейчас под этим же соусом ваш генерал выдернул из плена два припозднившихся полка драгун. Себастиани больше не выпустит из Москвы ни одного человека! Мне очень жаль; вам не хватило нескольких минут.

Дальнейшие уговоры оказались бесполезными. Французская пехота цепью развернулась по окраинам. Не успевших уйти людей догоняли и отсылали назад. Слышались крики и плач. Полные отчаяния, беглецы вернулись в слободу. Все молчали. Наконец мужик попытался выдернуть вожжи из рук уголовного.

– Покаталися, и будя! Часы гоните!

Батырь, не отдавая вожжей, посмотрел на него и спросил с презрением.

– А чего это ты в Воспитательный дом-то полез? Другого места не нашёл? Там одни сироты. Их и так судьба обидела, отца-матери лишила.

Крестьянин раздражённо махнул рукой.

– Ты меня не совести! Вишь, какое вокруг творится? Богу угождай, а чёрту не перечь! Теперя всё дозволено. Сам-от кто – святой? А халат арестантский на тебя, радетеля, за что надели?

– Правду говорят, что на немилостивых ад стоит. Ты, дядя, хуже гайменника! [18] Гайменник – убийца (жарг.) Сирот обирать… А я не позволю!

Батырь без замаха, но очень сильно ударил мародёра в лицо. Мелькнули на воздухе лапти, и негодяй улетел кубарем в канаву. А налётчик развернул телегу и хлестнул буланку.

– Н-но пошла!

– Куда мы теперь? – тревожно спросила Ольга.

– Из города уже не выпустят, – вздохнул Саша. – Чуть-чуть не успели! Поехали теперь к Мортире Макаровне.

– Какой мортире? – так же, как недавно Ельчанинов, удивилась княгиня.

– Это Сашина подружка, – пояснил Ахлестышев. – Гулящая. Извини, но тебе придётся поселиться в уголовном притоне, бок о бок с пропащими людьми.

– А… нет другого укрытия? И не станем ли мы сами добычей этим пропащим людям?

– С Сашей-Батырем не станем. Это особенное место. Называется оно Волчья долина. В конце Неглинной, рядом с Трубой [19] В 1830-х годах название “Волчья долина” с Неглинной (после ликвидации одноимённой пивной, знаменитого уголовного притона) “переехало” к местности возле Большого Каменного моста. . Слободка, заселённая уголовными всех мастей, преимущественно ворами и налётчиками. Нравы там жуткие, но для нас сейчас самые подходящие. Французам в тех краях брать нечего. А Саша пользуется среди местного населения большим уважением, и под его рукой никто нас не тронет.

Ольга не столько успокоилась, сколько смирилась. Бывший жених со своим загадочным товарищем были теперь её единственной защитой. Только они в целом городе желали княгине Шехонской добра…

Между тем, притомившаяся буланка кое-как тащила телегу с четырьмя седоками. Переехав обратно мост, она стала в Серебреническом переулке и отказалась идти дальше. Саша чертыхнулся, нашарил в ногах торбу с овсом и подвесил её к морде лошади. Ахлестышев с ведром побежал на Яузу за водой.

– Полчасика отдохнём, – объявил Батырь. – Вы сидите тут и не высовывайтесь. А я пройдусь поблизости.

– Только не уходи надолго, – попросил Пётр. Налётчик кивнул и свернул в Солянку. Вскоре оттуда уже послышался треск ломаемой двери.

Беглецы остались втроём. С уходом силача всем сделалось неуютно. Уже совсем стемнело. Какие-то люди заглядывали в переулок и молча их разглядывали. Ахлестышев держал пистолеты на виду, и это производило нужное впечатление. Вдруг сразу шесть или семь человек ввалились в Серебренический и окружили телегу.

– Кто такие? Добро имеешь? – раздался властный голос старшего. Пётр, не мешкая, приставил ему ко лбу пистолет.

– Есть и квас, да не про вас! Пошёл прочь, братское чувырло!

Семеро бывалых людей никак не могли смутиться при виде одного пистолета. Тут сработало другое. То ли фартовый разглядел на Петре арестантский халат, то ли услышал знакомые ругательства, но он отступил и махнул своим рукой:

– Айда!

И шайка удалилась. А ещё через четверть часа вернулся Саша-Батырь. В одной руке он нёс большой узел из скатерти, а в другой почти полную четверть. Вид у налётчика был довольный.

– Вот, – сказал он, загружая добычу в телегу. – Скуржи [20] Скуржа – серебро (жарг.) сыскал фунтов десять, и травник на зверобое. Вкусный! Другое дело… А то все вокруг грабят, один я в стороне! Ну, поехали.

Отдохнувшая буланка тоже повеселела и резво двинулась в путь. Вдруг где-то далеко сзади раздался взрыв оглушительной силы. Дрогнула земля, посыпались на мостовую разбитые стёкла. Тёплая взрывная волна, словно ветер, пронеслась над головами. Беглецы испуганно обернулись. Гигантский столб пламени поднялся в небо. По высокой дуге из него выскакивали огненные шары и разлетались по округе. Зрелище было одновременно и жутким, и завораживающим.

– Будто вулкан… – прошептал Ахлестышев.

– Пороховые склады у Симонова монастыря взорвали! – догадался Батырь.

– Ой, смотрите, смотрите! – Евникия вытянула руку. – Страсти-то какие!

В тёмном Заяузье, как по команде, стали вспыхивать огни: первый, второй, третий… В считанные минуты на Гончарной, Таганке и в Котельниках разгорелось несколько сильных пожаров.