Елена Ярошенко - Карающий ангел

— Здравствуйте, миссис Десни! — окликнула я ее. Страдалица-мать злобно зыркнула в мою сторону, ничего не отвечая. Одета в этот раз она была скромно, так сказать, сообразно обстоятельствам, если не считать двух-трех роз и нескольких вишенок на полях шляпы и кроваво-красной шали.

— Я пришла проведать Варсонофия, миссис Десни.

По моим соображениям, подобное заявление должно было смягчить сердце непреклонной дамы.

— Пришли полюбоваться на дело рук своих? Что ж, вы можете радоваться и гордиться собой! Талантливый юноша гниет в тюремной камере — вы ведь этого хотели? И это благодаря вам, вам! Наслаждайтесь победой! Засаживайте поэтов в тюрьмы, заковывайте в кандалы, принимайте все зависящие от вас меры, чтобы они никогда не выбрались из тесных клеток! Смейтесь, когда слышите их рыданья! Но помните, что узники могут за себя отомстить! И месть будет страшной!

Интересно, почему она говорит о поэтах во множественном числе? Все остальные жертвы, понесенные отечественной литературой, за исключением непризнанного гения Варсонофия, отнюдь не на моей совести! Впрочем, что взять с бедной женщины? Боюсь, у нее в голове все помутилось от горя…

— Сударыня, — тихо ответила я. — Я намерена добиться свидания с вашим сыном.

— Но это совершенно невозможно! К нему не допустили даже меня, его мать! В Великобритании я бы знала, к кому пойти, как хлопотать, там меня поддержали бы друзья, а здесь, в этой варварской России, я совершенно потерялась…

— Успокойтесь, дорогая миссис Десни! Не знаю, как в Великобритании, а у нас все хлопоты сводятся в основном к денежной благодарности, вовремя переданной должностному лицу. Все, что нельзя, у нас обычно немножко можно в порядке исключения, если не скупиться на благодарность. Миссис Десни, может быть, вы позволите мне называть вас по имени-отчеству? Мне кажется, так будет проще…

— Я не уверена, но если у вас есть такое желание… Можете называть меня Диаклетиада Амфилохиевна. Не знаю, что для вас проще, вы женщина нестандартных взглядов и убеждений…

— Да, пожалуй, все-таки проще — миссис Десни. Теперь я понимаю, что имена ваших сыновей в традициях семьи.

— Не будем отвлекаться на посторонние темы в горький час, когда Соня заключен в узилище. Вы хотели пробиться на свидание к моему мальчику…

Свидание с Варсонофием оказалось действительно делом вполне заурядным по своей доступности, правда, потребовало больших материальных затрат.

Служащие Бутырской тюрьмы нисколько не удивились, что некая дама желает свидания с заключенным (ситуация носила в их глазах тривиальный характер), но намекнули, что охотно приняли бы от меня определенную сумму «благотворительных пожертвований».

Я быстро сообразила, что они признают единственный вид благотворительности — заботу о служащих Бутырской тюрьмы, и внесла свою лепту в их благосостояние, после чего заключенный Десницын был препровожден в комнату для свиданий, где мне позволено было с ним переговорить. Позже мать заключенного поэта должна была сменить меня и тоже вдоволь пообщаться с сыном.

Может быть, мне следовало бы пропустить неутешную мать вперед, но я хотела расспросить поэта до того, как любящая маменька обработает его неустойчивую психику.

Варсонофий казался бледнее обычного, но в целом выглядел совсем неплохо. Его голубенькие глазки приобрели трагическую выразительность, а слегка запавшие щеки добавили облику поэта нужный романтический колорит.

Увидев меня, Соня откинул голову и принял позу, напоминающую об известном портрете лорда Байрона, хотя чисто внешнего сходства между мятежным лордом и нашим рифмоплетом не наблюдалось. В голосе Сони прибавились новые модуляции, говорящие о мужественно переносимых страданиях.

— Здравствуйте, Елена Сергеевна! Очень мило с вашей стороны, что пришли проведать меня в сырых казематах…

— Надеюсь, у вас здесь много времени для творчества, и ваш талант, попав на благодатную почву сильных эмоций, заиграет новыми гранями. Многие поэты, оказавшись в тюремных стенах, дарили миру шедевры. Вспомните хотя бы «Балладу Редингской тюрьмы» Уайльда…

— Неуместные параллели! Впрочем, это вполне в вашем духе, госпожа Ростовцева, превращать и без того жалкого, несчастного, обиженного человека в мишень для издевок. Кстати, я действительно тружусь тут над новой поэмой «Узник», основанной на фактах моей биографии… Никогда еще я не творил с таким душевным подъемом!

— Вашу поэму, несомненно, ждет успех! Но о творческих изысканиях мы побеседуем позже. Давайте поговорим о серьезных вещах, Варсонофий.

— Мое творчество — очень серьезное дело! Во всяком случае, для меня нет ничего серьезнее! Хотя свободолюбивые изыски моей поэзии не всем близки…

— Понимаю. Но я пришла поговорить о другом. Хотелось бы узнать о вашей истинной роли в цепи преступлений, связанных с наследством старой графини Терской.

— Господи, Елена Сергеевна, никакой роли в преступлениях у меня не было, клянусь вам! Я даже почти ни о чем не знал…

— Почти? А не вы ли устроили покушение на нас с Марией Антоновной, выведя из строя тормоз в ее авто?

— Покушение? Я? Елена Сергеевна, дорогая, вы воспринимаете мою личность слишком поверхностно!

— Варсонофий, не льстите себе насчет собственных глубин!

— Господи, вы считаете меня исчадьем ада? Неужели вы полагаете, что я способен вывести из строя какую-нибудь сложную технику типа автомобиля? То есть я способен, конечно, но только если случайно сломаю ее по своему полному невежеству в технических вопросах… Я стараюсь и не прикасаться ни к чему механическому. А сознательно вывести что-то из строя, простите великодушно, не могу, просто не представляю себе, как эти устройства действуют и что именно нужно сделать для их поломки…

В этом он, пожалуй, прав. Хотя я не уверена, что некомпетентность в технических вопросах может служить в качестве алиби.

— Но вы ведь не случайно вдруг возникли в Слепухине, свели знакомство с Марией Терской и стали крутиться возле ее дома?

— Я бы сказал — не совсем случайно, но без всякой задней мысли…

— Варсонофий, простите, вы сами-то понимаете, что говорите?

— Просто мой брат, на денежную помощь которого я очень рассчитывал, попросил меня поехать в Слепухин и присмотреть там за его квазикузиной. Фаня тогда был Михаилом Хорватовым со всеми имущественными правами Хорватова и боялся, что Мари как-нибудь догадается, что он не совсем Хорватов, то есть, я хочу сказать, совсем не Хорватов…

— И вы все это знали — что он выдает себя за другого человека, что он обобрал бедную девушку-сироту, что жизни этой девушки грозит опасность, что погублено столько людей, включая несчастную старуху Терскую…