Елена Ярошенко - Карающий ангел

— Это несложный трюк. Делается специальный раствор на основе ржаной муки и наносится на лицо. Высыхая, он стягивает кожу, собирает ее в морщины, делает темной и сухой. Возможно, для лица это не очень полезно, и не каждая дама рискнет проводить такие эксперименты со своей кожей, но как разовая мера, чтобы избежать опасности быть узнанным, годится. Когда из ворот дачи выползла древняя старушка, чем-то похожая на вашу беглую Женю, и засеменила прочь, прижимая к себе саквояж, я прежде всего обратил внимание на ее руки. Меняя свою внешность, люди много внимания уделяют лицу и совершенно забывают о руках. Как я и предполагал, Дроздова тоже не сочла нужным состарить кожу на руках, в надежде, что этого никто не заметит. А ведь лилейная молодая ручка с полированными ноготочками не могла принадлежать той старой карге, которую она из себя изображала. Вот, дорогая Елена Сергеевна, как вредно пренебрегать мелочами. Перехватить мнимую бабку и доставить ее ко мне в контору на Ордынку было уже делом пустяковым.

— Александр Матвеевич! Разрешите вручить вам эту безделушку в качества сувенира на память о нашем общем приключении.

Из кучки драгоценностей, лежавших на ситцевом платке, я вытащила мужской перстень с бриллиантом. Сколько каратов было в камне, я не помнила, но знала, что много.

Когда-то мой второй супруг, господин Лиховеев, выиграл этот перстень в Купеческом собрании, играя в карты с известным сахарозаводчиком. Всех обстоятельств дела Лиховеев не запомнил и сам, но когда под утро его в большом подпитии доставили домой и мы с лакеем принялись стаскивать с хозяина дома смокинг, из кармана выпал дорогой перстень. Поправляя здоровье огуречным рассолом, Лиховеев вспомнил, что вроде бы накануне играл в карты с господином Фесенко и обставил его не только на большие деньги, но и на какую-то блестяшку с камушком. Выигрыш ушел на оплату банкета для всех присутствующих, а колечко, заявил Лиховеев, пусть валяется дома на память о поражении главы конкурирующей фирмы.

У меня «блестяшка с камушком» никаких приятных воспоминаний не рождала. Может быть, господину Легонтову она придется по вкусу и напомнит какие-то забавные моменты нашего приключения? Я протянула перстень Александру Матвеевичу.

— Елена Сергеевна, простите, но вы ставите меня в чрезвычайно глупое положение.

— Почему?

— Я не привык получать дорогие подарки, и в особенности ювелирные украшения, от женщин, рассчитывая обычно только на оплату моего скромного труда.

— Оплата — само собой, это вопрос скучный и деловой. Впрочем, извольте, можете и это считать оплатой — законный процент за возврат моих утраченных драгоценностей. И весьма небольшой процент, заметьте.

— Ну что ж, на таких основаниях я могу принять ваш подарок.

Легонтов надел кольцо на палец левой руки.

— Александр Матвеевич, мне, пожалуй, пора. Я у вас на радостях засиделась, но нельзя же злоупотреблять вашим гостеприимством.

Я сложила обратно в саквояж узелок с драгоценностями, васильковую папку и свои ценные бумаги.

— Очень признательна вам за все. Поторопитесь передать Женю в руки полиции, ее содержание здесь, боюсь, не совсем законно, а я не хочу, чтобы у вас начались неприятности. Да и ей тяжело сидеть со скрученными руками и ногами, с кляпом во рту… Она, конечно, исчадье ада, но это не значит, что над ней можно измываться. Мы — цивилизованные люди.

— Не беспокойтесь. Несколько минут в запасе у нас еще есть. Я провожу вас до извозчика, Елена Сергеевна!

— Честно говоря, я хотела немного погулять. Я давно не гуляла по Замоскворечью, а здесь так уютно и спокойно. Мне сегодня очень не хватает покоя. Сначала похороны Нафанаила, дело не из приятных, потом ваш «сурприс» в виде Жени. Общение с этой девицей угнетает мою психику. Пока я слушала ее разглагольствования, мне казалось, что на меня выливают ушаты грязи…

— Но вы, Елена Сергеевна, держались с таким достоинством, что низвели все ее рассуждения до идиотского чириканья.

— Но это чириканье было исполнено злобы и ненависти. Пойду пройдусь по переулкам, по Ордынке, по Полянке, по Якиманке — восстановлю душевное равновесие.

— Елена Сергеевна, побойтесь Бога, я не могу отпустить вас на прогулку в одиночестве. У вас в руках саквояж, в котором целое состояние, не считая документов и завещания, дающих право вашим друзьям на еще одно состояние. Неужели вы хотите этим рисковать? Мало ли что может произойти с одинокой дамой на улице?

— Александр Матвеевич! У меня все это уже воровали. Неужели случается, чтобы у человека дважды за короткий промежуток времени воровали одно и то же? Это невероятно, такого не бывает!

— Мадам, я повидал в этой жизни всякое и могу авторитетно заявить — невероятные вещи происходят с нами гораздо чаще, чем нам того хотелось бы. Я не Бог весть какой кавалер, но раз уж вам припала такая охота побродить по Замоскворечью, позвольте составить вам компанию. Мне будет спокойнее, что ни с вами, ни с драгоценным саквояжем ничего не случится и не придется вторично разыскивать ваши ценности по всей Москве.

— Я бы с охотой приняла ваше предложение, но как же быть с Женей? Она ведь не может сидеть со скрученными руками до окончания нашей прогулки? Конечно, если вы поручите кому-то из ваших помощников доставить ее в полицейский участок…

— Нет уж, удовольствие доставить в полицию задержанную мной преступницу и мысленно щелкнуть по носу нерасторопному приставу я не упущу! Ничего с криминальной дамочкой не случится, пусть подождет, пока я буду наслаждаться вашим обществом. Из человеколюбия я, так и быть, прикажу, чтобы ее за это время накормили, напоили и дали возможность, пардон, справить естественные надобности. Мы ведь не звери! Так что, дорогая Елена Сергеевна, за преступницу можете не волноваться — она проведет это время в относительном комфорте. Может быть, и вы не откажетесь от чашки чая?

— Благодарю вас, но раз уж мы решили отправиться в путешествие по Замоскворечью, не будем его откладывать.

— В таком случае — вашу руку, мадам!

Мы с господином Легонтовым медленно бродили по старым улочкам среди невысоких домиков, зеленых садов и резных деревянных заборов. Впрочем, здесь, как и по всей Москве, уже велось строительство современных домов — кирпичных гигантов в шесть этажей со сверкающими фасадами, гранитными подъездами, эркерами, балконами, кариатидами, каменными орлами или вазами в нишах и внушительными монументальными швейцарами в униформе у богатых дубовых дверей.

Неужели и Замоскворечью суждено будет со временем утратить свою неповторимую московскую физиономию и превратиться в некий городской район неопределенно-европейского вида?