Николай Свечин - Между Амуром и Невой

Енгалычев всё-таки обернулся.

— Ну? Первый вопрос.

— Старший чертёжник Главного инженерного управления Военного министерства Цимбалевич, ваше превосходительство!

— Ещё один поляк… А кто в Главном штабе? Я имею в виду план строительства крепостей на западной границе.

— Ротмистр Довбор.

— Довбор-Мусницкий?

— Точно так, он самый!

— Опять ясновельможный пан. А в МИДе? Живей, Андрюшка!

— Титулярный советник Никитин.

Енгалычев кивнул головой — англичанина сразу же отпустили — и пошёл прочь; трое громил заторопились следом. Все сели в одну карету; когда отъехали, генерал сказал:

— Да, запашок ещё тот. Обделался наш британский лев. Качественно ты его, Виктор, напугал! Пари держу — всю свою жизнь вспомнил.

— Его бы за такие дела натурально надо было в Фонтанке утопить, — хмуро ответил Таубе, сдирая со щеки приклеенный «шрам». — Готовить цареубийство в стране пребывания…

— Хинтерроу нам полезнее живой. Он же не станет докладывать начальству, как с перепугу заложил всю агентурную сеть… Значит, останется и сама сеть. Тогда мы сможем качать через неё на Альбион ложные сведения. А когда объем нашего вранья станет значительным и нанесет англичанам уже большой ущерб, ты поедешь в Лондон и напомнишь сэру Адриану его сегодняшнюю откровенность.

— А что вы решили с Громбчевским?

— То же самое. Мы его… повысим. И в звании, и в должности. Засиделся он уже в поручиках.

— Второй канал для ложных сведений?

— Да, подтверждающий первый; иначе не поверят. Начнем растить из поручика генерала — пусть он сделается для англичан сверхценным агентом! Мы начали сейчас, Виктор, операцию на десятилетия вперед. Доделывать это придется уже тебе: я не доживу. Генерал-адъютант Обручев согласовал вчера у государя твою кандидатуру как моего будущего преемника. Начинай входить в дела; хватит тебе бегать с револьвером, пора воевать головой…

Теперь о завтрашней операции. Мы выяснили подлинную личность Лобова и нашли человека, знавшего его смолоду. Настоящие его имя и фамилия — Архип Шеломаев, личный почетный гражданин города Новоузенска Самарской губернии. Сын уважаемого купца. Когда ему едва стукнуло восемь лет, он умышленно, за мелкую обиду, спалил соседский дом. Отец едва откупил в тот раз Архипку от исправительно-воспитательного отделения за большие деньги [177] В императорской России уголовная ответственность наступала с семилетнего возраста (с 1903 года — с десятилетнего). … Тогда уже этот человек не признавал ни в чём себе отказу. Общество считало это отроческим капризом, особенностью характера; полагали, что жизнь научит сдерживаться. Но Шеломаев показал, что сдерживаться он не собирается. Пятнадцати лет отроду влюбился без памяти в дочь местного исправника, умницу и красавицу, но был прогнан ею со смехом. Когда исправник по службе уехал в дальнюю волость, мальчишка забрался к нему в дом и убил мать и дочь. Топором. И сбежал так, что его не сыскали. У несчастного отца отнялись после этого ноги. Он жив до сих пор; ему восемьдесят семь лет. Когда узнал, что мы нашли Шеломаева-Лобова, очень просил привезти его сюда. Поглядеть этой гниде в глаза… Так что, Виктор — уважь старика. И ещё. Послезавтра 21 сентября; Пересвет пойдёт за новой добычей, чтобы убить дополнительно две живые души, мать с будущим дитятей. Прикончи эту сволочь.

Холодным сентябрьским утром, когда было ещё темно, Упразднённый переулок закупорили с обеих сторон два длинных закрытых диллижанса. Копыта лошадей были обмотаны тряпками. Из диллижансов без шума высадились стрелки роты по охране учреждений Военного министерства, и рассредоточились по переулку. Они выставили посты около тех домов, где, по сведениям, проживали люди петербургского «короля», и приняли оружие наизготовку.

Непосредственно к воротам лобовского дома подошли четверо: майор Таубе, штабс-капитан Сенаторов, ротмистр Несвицкий и поручик Артлебен. Все, кроме барона, были в панцирях офицерского образца, но без шинелей и без сабель, только с револьверами в кобурах. На груди у майора тускло блестел Владимир с бантом.

В это же время в кабинет к министру внутренних дел входил Енгалычев. Граф Толстой начинал свой рабочий день в семь часов утра, раньше всех в столице, и был удивлен появлением генерала без предварительной записи. Он, разумеется, знал о характере службы этого человека, поэтому сразу понял, что ничего хорошего сейчас не услышит.

— Прочтите, ваше сиятельство, — протянул генерал министру четвертушку бумаги. Там, хорошо знакомым Толстому почерком, было написано:

«Д.А.

Дело об убийствах в Петербурге беременных женщин, что я поручал Вам в мае месяце, передать военной разведке. — В их распоряжения не вмешиваться, но всячески содействовать. — Я принял решение о внесудебном решении данного вопроса.

Благово, и особенно Лыкова наградить.

А.» [178] Таковы особенности письма Александра Третьего: после точки, перед началом каждого нового предложения, он еще ставил длинное тире.

— Что требуется от меня? — спросил Толстой, убирая записку в стол. — Кроме наград моим подчинённым…

Начальник разведки посмотрел на каминные часы.

— Через пятнадцать минут начнётся штурм одного дома в Коломенской части. Требуется не мешать.

Граф звонком вызвал знаменитого Романченко, бессменного секретаря четырех последних министров внутренних дел.

— Немедленно соединить меня через телефон с градоначальником… Что ещё, генерал?

— Скоро с заведующим Петербургским Охранным отделением подполковником Судейкиным произойдет несчастье: его убьёт собственный секретный агент. Прочтите пока признание этого агента, некоего Дегаева.

Толстой взял протянутую рукопись, углубился в чтение и очень скоро его залысины сделались пунцовыми.

…Таубе требовательно стукнул кулаком в калитку один раз. Открывшему её плечистому дворнику без разговоров выстрелил в грудь, перешагнул через упавшее тело. Офицеры ворвались во двор.

— Помните, господа — пленных не брать! Пересвет будет защищать Лобова; эти двое мои, остальные ваши.

И барон кинулся стремительно по чёрной лестнице на второй этаж. Остальные оперативники рассыпались по дому.

Услышав первый выстрел, Пересвет вскочил с дивана. В последнее время он спал в гостиной, перед дверью в спальню хозяина, не раздеваясь. Лобов тоже завозился у себя, крикнул:

— Посмотри, что там?

И щелкнул курками ружья.

Громила не успел сделать и шага: дверь чёрного хода с грохотом влетела внутрь. В проходе показался молодой офицер с крестом на груди, высокий, стройный, широкий в плечах и узкий в бедрах. Спокойно вошёл в комнату, убрал револьвер в кобуру, снял и положил на горку фуражку..