Эллис Питерс - Эйтонский отшельник

— Нет, у нее его нет, — крикнул Хью Кадфаэлю, заранее отвечая на вопрос, едва они сблизились на достаточное расстояние, чтобы слышать друг друга. — Судя по всему, она вообще ничего не знала, покуда я не сказал ей. Впрочем, мне известно, как женщины умеют притворяться. Мы переворошили всю солому в ее сараях, тут бы и мышь не проскочила. Да и черного пони нигде нет. Никто ничего не знает, начиная с Джона Лонгвуда и кончая подмастерьями из кузницы. Ричарда в Итоне нет. Мы обшарили каждый дом и каждый сарай. Священник пустил нас к себе, а потом обошел с нами весь манор, а он человек честный.

Кадфаэль угрюмо покивал головой в знак того, что его опасения оправдались.

— Полагаю, этого недостаточно, — сказал он. — Стоило бы перетряхнуть и Рокстер. Разумеется, я не считаю Фулке Эстли злодеем, он для этого слишком толст и осторожен, но все-таки.

— Я как раз из Рокстера, — сказал Хью. — Трое моих людей остались досматривать до конца, но мне уже ясно, что Ричарда там нет. Мы осмотрели все — дом, постройки, окрестный лес… И вот что подозрительно: ни леди Дионисия, ни Фулке Эстли особенно не противились обыску. Быть может, потому что искать там было нечего?

— А как же пони? — спросил Кадфаэль, в задумчивости покусывая губу. — Где-то же он должен быть.

— Если только второй беглец не уехал на нем за пределы графства, — мрачно заметил Хью. — А Ричарда, небось, запер где-нибудь, чтобы не навел на его след.

Друзья долго смотрели друг на друга, обдумывая возможность такого поворота событий, поскольку и этого нельзя было полностью исключить.

— Сам посуди, — продолжил Хью, — Ричард поехал к нему, не сказав никому ни слова. Что если мальчик и впрямь попал в лапы разбойника и убийцы? Лошадка у Ричарда крепкая, выносливая, для мальчика даже великовата, а вот для слуги отшельника в самый раз. К тому же, Ричард единственный свидетель. Может, оно все и не так, но такое бывало…

— Что верно, то верно, — согласился Кадфаэль.

Однако было в голосе монаха нечто такое, что заставило шерифа спросить его:

— Но ты в это не веришь, не так ли? — сказать по правде, Кадфаэль и сам еще терялся в догадках. — Ты о чем-нибудь догадываешься? Я ведь знаю, что твоими догадками пренебрегать нельзя.

— Да нет, Хью. — Кадфаэль отрицательно покачал головой. — Мне известно не больше твоего. В данном случае я никого не защищаю, кроме Ричарда. С этим Гиацинтом я и пары слов не сказал, когда он приходил в монастырь с посланием от Кутреда и когда провожал меня в лес к Эйлмунду. Все что я могу, так это смотреть в оба по дороге в Эйтонский лес. И будь уверен, если я что-либо замечу, ты узнаешь об этом раньше, чем кто-либо другой. К добру ли, к худу ли, но да принесут нам господь и святая Уинифред какие-нибудь новости!

На этом они и простились. Хью поехал в замок, надеясь узнать какие-нибудь новости, накопившиеся за день, а Кадфаэль направился через Рокстер к опушке Эйтонского леса. Ехал он не спеша, ему многое нужно было обдумать. Странное дело, но одно предположение о том, что могло произойти худшее, утвердило монаха в мысли, что этого худшего не случилось, да и не могло случиться! Но самым странным было то, что, отдавая себе отчет в том, что Гиацинта он совсем не знает, в Кадфаэле крепла уверенность в благополучном исходе дела: вот-вот он узнает если не все, то по крайней мере все необходимое.

Эйлмунд уже более или менее поправился, бледность прошла, лесничий был рад гостю, так что Кадфаэль с чистым сердцем мог дать ему костыли. Пять дней лежания в четырех стенах оказались для Эйлмунда нелегким испытанием, однако возможность выходить из дома в огород и осваивать новый способ передвижения явно взбодрила его и подняла ему настроение. Когда он вдоволь поупражнялся с костылями, Аннет усадила его за ужин вместе с Кадфаэлем.

— Теперь я со спокойной душой могу возвращаться, — сказал лесничему Кадфаэль. — Я вижу, у тебя все в порядке. Кость срослась правильно, нога твоя прямая, как копье. Теперь мне не нужно навещать тебя так часто. Кстати, не заходили ли к вам незваные гости? Сегодня Хью Берингар со своими людьми прочесывал окрестные леса. Вы слыхали, наверное, они ищут слугу Кутреда Гиацинта, его подозревают в убийстве своего бывшего хозяина. Да и мальчик Ричард тоже пропал.

— Мы узнали об этом вчера вечером, — сказал Эйлмунд. — А нынче утром тут цепью прошли люди шерифа, они прочесывали лес между рекой и дорогой. Заглядывали под каждый кустик, не пропустили даже мой хлев и курятник. Варден и сам ворчал, мол, глупости это все, но у него был приказ шерифа. Он говорил, мол, к чему тратить время в поисках явно невиновного, но, дескать, шериф обещал спустить с них шкуру, если они пропустят хоть один кустик. А как насчет мальчика? Его нашли?

— Пока нет. Во всяком случае в Итоне его нет. Если это послужит тебе утешением, то леди Дионисии, как и тебе, пришлось согласиться на обыск. Как видишь, перед законом все равны, и простолюдин, и благородная леди.

Аннет молча обслуживала стол, приносила то хлеб, то сыр. Ее походка была как прежде легка, лицо безмятежно, лишь при упоминании о Ричарде чело ее омрачила тень сострадания. Трудно было сказать, что кроется за ее спокойствием, однако у Кадфаэля на этот счет были свои соображения. После ужина, несмотря на возражения гостеприимного хозяина, Кадфаэль стал собираться в обратный путь.

— За последние несколько дней я пропустил столько служб, что мне следует поторопиться и успеть хотя бы на повечерие. Я наведаюсь к тебе послезавтра. А ты пока осваивай костыли. Только вот что, Аннет, не давай ему ходить слишком много. А будет спорить, просто отбери костыли.

Девушка рассмеялась и пообещала, что так и сделает, однако Кадфаэль заметил, что мысли ее были заняты чем-то совсем другим и что она не присоединила свой голос к голосу отца, когда тот принялся уговаривать Кадфаэля не уезжать так рано. Кроме того, на этот раз Аннет не стала провожать монаха до ворот, но осталась стоять в дверях дома, глядя за тем, как тот садится в седло. Аннет помахала на прощание рукой, когда Кадфаэль, оглянувшись, направил свою лошадь по узкой тропе, вьющейся между деревьями. И лишь когда он исчез из виду, девушка повернулась и ушла в дом.

Но Кадфаэль отъехал совсем недалеко. В двухстах шагах от сторожки была небольшая затененная полянка, где он спешился и привязал лошадь, после чего крадучись пошел обратно и остановился неподалеку от сторожки, откуда он мог видеть все, оставаясь незамеченным. Над прочистью сгущались зеленоватые сумерки, стояла глубокая тишина, нарушаемая лишь запоздалой песней лесной птицы.

Через несколько минут Аннет вновь вышла из дома и остановилась, оглядываясь и чутко прислушиваясь. Затем, удовлетворившись результатами своих наблюдений, она решительно вышла за изгородь и свернула за угол. Под прикрытием деревьев Кадфаэль двинулся следом за девушкой. Курятник давным-давно был заперт, корова в хлеву. Все свои вечерние дела Аннет закончила еще час назад, покуда ее отец осваивал костыли на поросшем травкой участке прочисти. Видимо, у девушки было еще какое-то неотложное дело, которое надо было сделать до того, как на ночь дверь сторожки запрут на засов. Аннет шла легко и весело. Дойдя до края прочисти, она принялась раздвигать руками подступившие вплотную ветки кустов. Ее каштановые волосы были распущены по плечам, голова немного задрана, словно девушка вглядывалась в темные кроны деревьев, смыкавшиеся у нее над головой и ронявшие в тишине свои увядшие листья, — эти слезы стареющего года.