Эллис Питерс - Исповедь монаха

После обедни Кадфаэль с Хэлвином удостоились милостивого визита самой леди Аделаис, которая заботливо расспрашивала Хэлвина о его здоровье. Возможно, Лотэр доложил ей, что цельность возведенных вокруг монахов укреплений была возмутительным образом нарушена молодым Росселином. Аделаис, отослав служанку, с молитвенником в руках одна появилась на пороге их маленького дома. Когда она пришла, Хэлвин не спал и, увидев ее, схватился за лежащие рядом с ним костыли для того, чтобы встать, но Аделаис жестом приказала ему не двигаться.

— Нет-нет, не утруждай себя, пожалуйста! Какие между нами могут быть церемонии? Скажи мне лучше, как ты чувствуешь себя теперь… теперь, когда ты исполнил свой обет? Надеюсь, мир снизошел на твою душу и ты можешь со спокойной совестью отправляться назад в монастырь. От всего сердца желаю тебе легкого приятного путешествия.

«А больше всего желаю, чтобы вы побыстрее убрались отсюда, — мысленно добавил Кадфаэль. — Впрочем, не могу ее винить. Я и сам хочу того же, и того же хочет Хэлвин. Пусть сия давняя история будет на этом тихо и мирно похоронена, безо всяких лишних осложнений и огорчений».

— До Шрусбери далеко, а ты вымотан, — продолжила Аделаис. — Я, конечно, прикажу приготовить для вас еды в дорогу, но думаю, что обратно вам следовало бы ехать на лошадях, а не идти пешком. Я уже говорила об этом с братом Кадфаэлем. Мой сын охотно даст вам их, а я, вернувшись в Гэльс, пошлю за ними. Будь благоразумен, не упрямься.

— Мы безмерно благодарны тебе за доброту, — отозвался Хэлвин, — но принять твое предложение не можем. Я поклялся проделать весь путь туда и обратно на своих собственных ногах и не могу нарушить слово. Благодарение богу, я в состоянии выполнить свою священную клятву и я ее выполню.

Аделаис, видя непоколебимость Хэлвина, только покачала головой.

— Твой друг предупреждал меня, что ты не согласишься, но я все же надеюсь на твой здравый смысл. Насколько я помню, ты говорил о том, что должен как можно скорее вернуться в монастырь, когда исполнишь свой обет. Но подумай сам, пешком это займет много времени, а, кроме того, после бессонной ночи на каменных плитах, ты сможешь тронуться в путь не раньше завтрашнего утра.

Любезные речи леди Аделаис Хэлвин без сомнения расценил как искреннюю заботу о его здоровье, но Кадфаэль усмотрел в ее словах тайную цель: она очень ловко подвела Хэлвина к единственно возможному теперь для него решению и настаивать больше не будет.

— Я с самого начала знал, что придется нелегко, — сказал Хэлвин. — Но ведь это справедливо. Искупление грехов и должно даваться трудно, иначе в покаянии нет никакого смысла. Я могу дойти до монастыря сам, и я дойду. Но ты абсолютно права, следует поторопиться с возвращением, моя работа ждет меня, аббат и братья рассчитывают на меня. Осталось еще несколько часов светлого времени и нельзя тратить их понапрасну. Мы выйдем сейчас же.

Аделаис была явно ошеломлена таким быстрым осуществлением своего самого заветного желания. Для видимости она повторила доводы о том, как важно Хэлвину отдохнуть перед дальней дорогой, но тот, как и следовало ожидать, проявил твердость. Теперь, когда Аделаис добилась своего, она могла позволить себе краткую вспышку непритворного участия.

— Пусть будет как ты хочешь, — проговорила она. — Я прикажу Люку принести вам поесть перед уходом и приготовить в дорогу суму с провизией. Да охранит вас господь, братья. Помни, Хэлвин, я не таю на тебя зла, и в будущем желаю тебе только добра.

Когда она ушла, Хэлвин сидел некоторое время неподвижно, находясь под впечатлением только что прозвучавших слов. Он добился своего, но прощание с Аделаис заново всколыхнуло его душу.

— Опять я решил за нас двоих, — прервал молчание Хэлвин. — Ведь и ты провел ночь без сна, а я заставляю тебя отправляться в путь, не отдохнув и не выспавшись. Но мне кажется, так лучше для всех. Ей тяжело выносить мое присутствие, а о себе я уж и не говорю.

— Ты поступил совершенно правильно, — ответил Кадфаэль. — Но незачем стараться пройти сегодня как можно больше. Главное — поскорее уйти отсюда.

День уже клонился к вечеру, когда Хэлвин и Кадфаэль вышли за ворота манора Одемара де Клари и повернули к западу: им предстояло пройти через весь Элфорд. Серые тяжелые облака низко нависали над землей, дул холодный порывистый ветер. Все было кончено. Начиная с этого момента каждый шаг приближал их к дому, к размеренной и тихой монастырской жизни с ее благословенным устоявшимся укладом — работа, богослужения в церкви, молитвы.

Когда они вышли на главную дорогу, Кадфаэль обернулся. В воротах стояли два грума, наблюдая за тем, как они уходят. Плотные, крепко сбитые, похожие друг на друга как близнецы, с одинаковыми непроницаемыми серыми глазами, они смотрели вслед незваным гостям, нарушившим покой их хозяйки. «Хотят убедиться, — подумал Кадфаэль, — что мы действительно ушли и унесли с собой все наши беды».

Больше Кадфаэль и Хэлвин не оглядывались. Они хотели теперь лишь одного: отойти от манора на милю-другую и отыскать прибежище на ночь, потому что, хоть Хэлвин и был настроен очень решительно, сразу стало ясно — силы у него на исходе. Каждый шаг давался ему с трудом, провалившиеся глаза лихорадочно горели, однако сдаваться он не собирался. Вряд ли Хэлвин был сейчас в состоянии радоваться тому, что исполнилось его сокровенное желание и он испросил наконец прощения у своей безвременно ушедшей из жизни возлюбленной. Вряд ли он вообще сейчас думал о Бертраде.

— Я никогда ее больше не увижу, — сказал Хэлвин.

Его слова не были обращены к Кадфаэлю. Скорее он говорил сам с собой, богом и небесами. И нелегко было догадаться, испытывает ли он облегчение или грусть, думая о том, что навеки распрощался с леди Аделаис.

Снег пошел, когда от Элфорда их отделяли примерно две мили. В неустойчивую мартовскую погоду такие возвраты к зиме случаются нередко. Сразу стало темно и холодно, метель слепила глаза. Буйная круговерть снежинок на этой пустынной, безлесной, открытой всем ветрам дороге сбивала с толку, иногда было даже непонятно, правильно ли они идут.

Хэлвин начал спотыкаться. Дважды он ставил костыль на занесенный снегом неровный край обочины и едва не падал. Он замерз, но руки у него были заняты и он не мог запахнуть рясу поплотнее. Кадфаэль остановился и, повернувшись спиной к пронизывающему ветру, попытался прикрыть собою Хэлвина. Он старался вспомнить, не попадалось ли им поблизости, когда они шли в Элфорд, хоть какое-то укрытие. Сейчас сгодился бы любой самый убогий сарай, только бы переждать этот, по-видимому, кратковременный буран. Где-то поблизости на север вроде бы есть узкий проселок, ведший к неизвестно чьему манору и окружавшему его скоплению домишек.