Эллис Питерс - Прокаженный из приюта Святого Жиля

— Милорд, это ваших рук дело! Я уволен со службы безвинно, вышвырнут без объяснения причин, с одной только лошадью да седельными сумками. Вдобавок мне велено покинуть город до вечера. И все одним махом — мне не дали и слова сказать в свое оправдание! Но я хорошо знаю, кого мне благодарить за любезность! Это вы, вы нажаловались на меня моему господину! Это вы пожелали, чтобы он вышвырнул меня вон, как собаку! И я получу от вас удовлетворение за эту услугу, рассчитаюсь с вами один на один, прежде чем окажусь за пределами Шрусбери!

Это внезапное вторжение, словно брошенный в пруд камень, всколыхнуло весь большой двор, вызвав сначала волну испуга и недоумения, а затем замешательство у ворот, в странноприимном доме да и в самой обители. Брат Дэнис робко затрепетал, не зная даже, кто, собственно, этот рослый сердитый молодой человек, и желая лишь одного — восстановить мир. Но о том, как взяться за дело, он представления не имел. Меж тем Пикар чуть ли не вплотную придвинулся к своему юному обвинителю. Тот стоял непоколебимо, лицо его выражало решимость и непреклонность. Щеки Пикара сначала ярко вспыхнули, но от бешеной ярости тут же побледнели. Двинуться вперед сэр Годфри не мог, отойти в сторону не хотел, а уж отступить хотя бы на шаг он бы и вовсе себе не позволил, даже если б горстка испуганных слуг не напирала на него сзади. Агнес разъяренно взглянула на юношу и мгновенно повернулась к Ивете — ей удалось вовремя схватить девушку за руку. Ивета уже было подалась вперед, издав слабый отчаянный возглас. С ее лица как ветром сдуло отрешенность и подавленность. На короткий миг на нем отразилось неистовое волнение, — так расколотый лед слепит, отражая свет. В это мгновение девушка забыла обо всем, кроме этого юноши, и она кинулась бы к нему, прижалась бы к его телу, обняла бы его, если б вцепившаяся в нее тетушка не рванула ее немилосердно к себе и не держала бы железной хваткой. То ли Ивета уже слишком привыкла к бездумному повиновению, то ли она, напротив, осознала происходящее, но только девушка сразу съежилась и застыла. Свет в ее глазах погас, во взгляде была одна лишь боль. Кадфаэль видел это, его мысли путались. Ни одно юное существо, только что оторванное от няньки, не должно так страдать.

Впрочем, он вспомнил ее взгляд позже. В тот момент его больше интересовало противоборство дикой до неразумия молодости Люси и многоопытной, искушенной зрелости Годфри Пикара. Схватка не оказалась неравной, как можно было бы ожидать. Юноша пока был хозяином положения: он прекрасно владел собой и чувствовал себя уверенно.

— Я не вправе просить вас обнажать оружие прямо здесь, — произнес он резко и четко. От ярости его голос все более повышался, словно он зачитывал перечень воинов, постепенно подбираясь к имени главнокомандующего. — Я бросаю вам вызов и предлагаю назвать место и время, чтобы мы могли биться до победного конца. Вы оскорбили меня: я уволен по вашему навету и требую удовлетворения. Попытайтесь отстоять свою правоту в схватке со мною.

— Наглый плут! — презрительно, словно выплевывая слова, произнес Пикар. — Да я прежде напущу на тебя моих гончих! Много чести для тебя — скрестить со мною мечи! Ты отстранен от службы как никчемный, вероломный, надоедливый, дурно воспитанный негодник, поделом тебе, и скажи спасибо своему господину, что он не выгнал тебя за порог плетьми. Ты еще легко отделался. Смотри не доведи до чего-нибудь похуже. А теперь прочь с моей дороги и отправляйся домой, как тебе приказано.

— Ну уж нет! — процедил сквозь зубы Йоселин. — Не раньше, чем я скажу все, что должен сказать, — здесь, при свидетелях. И ничей приказ не заставит меня стронуться с места! Разве земля, на которой я стою, принадлежит Юону де Домвилю? Разве он владеет воздухом, которым я дышу? Я не так уж дорожу службой у него: найдутся другие дома, наверняка не менее достойные. Но бежать к нему, подло оговорить меня, чернить мое имя — разве это в правилах честной игры!

Пикар в нетерпении испустил яростный бессловесный рык, повернулся и повелительным жестом призвал своих слуг. Полдюжины мощных воинов — уже немолодых и привычных к грубой работе — тут же приблизились и, выстроившись па трое с каждой стороны, заключили юношу в полукольцо.

— Уберите этого щенка с глаз моих. Тут рядом река. Суньте его в ил, наконец, пусть остынет!

Женщины подались назад. Агнес и служанка схватили Ивету за руки и оттащили в сторону. Слуги подступили к буяну, ухмыляясь, но с опаской. Йоселин был вынужден сделать несколько шагов назад, чтобы не оказаться в кольце.

— Не подходите! — предупредил он, свирепо сверкая глазами. — Пусть этот трус сам выполнит свои угрозы. Если вы коснетесь меня, то прольется кровь.

Он до того забылся, что позволил было себе схватиться за рукоять меча и вытащить лезвие на несколько дюймов из ножен. Тут Кадфаэль понял, что настало время вмешаться, пока молодой человек не совершил какой-нибудь непоправимой ошибки. Вместе с братом Дэнисом монах стал протискиваться к юноше, стремясь оттереть его от противников. Но тут на фоне стены обители вырисовалась внушительная фигура приора Роберта. Всем своим видом этот величественный человек выражал неудовольствие. Тем временем со стороны покоев настоятеля быстро приближалась не менее высокая, но куда более устрашающая фигура — аббат Радульфус. Соколиное лицо, проницательные глаза, несмотря на внешнюю холодность, свидетельствовали о том, что аббат разгневан не на шутку.

— Почтеннейшие, почтеннейшие! — простер Роберт длинные изящные руки, пытаясь развести спорщиков. — Вы бесчестите и себя, и нашу обитель. Стыдитесь, хвататься за оружие или угрожать друг другу насилием в этих стенах!

На лицах воинов появилась безмолвная благодарность. Они без промедления отступили назад и смешались с толпой. Пикар же остался на месте. Он чуть не дымился от злости, но все же сохранял самообладание. Йоселин поспешно вдвинул меч в ножны, но тоже продолжал стоять, тяжело дыша и явно лелея свою ярость. Он не принадлежал к числу молодых людей, которых легко смутить, погасить же сейчас его гнев было еще труднее. Обернувшись, юноша оказался лицом к лицу с настоятелем, который как раз достиг следившей за спором толпы и остановился. Лицо его было мрачным, спокойным и высокомерным. Он молча наблюдал за разгулом мирских страстей. Наступила мертвая тишина.

— В пределах этого аббатства, — произнес наконец Радульфус, не повышая голоса, — мужчины не затевают ссор. Но это не значит, что мы не можем выслушать спорящих. Мы тоже мужчины. Сэр Годфри, держите ваших людей в узде, пока вы у нас в гостях. А вы, молодой человек, если посмеете еще раз взяться за меч, проведете ночь в темнице.