Эллис Питерс - Страсти по мощам

Многое из того, что монах говорил прежде, бередило ее раны, но только не эти слова. Девушка шла рядом с ним в скорбной процессии, и на сердце у нее становилось теплее от того, что она слышала о своем любимом.

— А тебя не заинтересовало, — спросила Сионед, — что я больше не беспокоюсь о том, что случилось с Энгелардом и куда он подевался?

— Ни капельки, — улыбнулся Кадфаэль. — Ты прекрасно знаешь, где он и как связаться с ним, когда потребуется. Я думаю, есть у вас два-три местечка поукромнее, чем тот дуб, — вот в одном из них Энгелард сейчас и отсиживается, а нет — так скоро туда придет. Сдается мне, ты считаешь, что там он в безопасности. И не говори мне ничего, разве что тебе потребуется помощь или посланец.

— Если захочешь, то можешь стать моим посланцем, — отозвалась девушка.

Процессия вышла из леса у кромки полей Ризиарта. В стороне от дороги с мрачным, отстраненным видом стоял приор Роберт, а позади него держались остальные монахи. Весь облик приора, сложенные руки и слегка склоненная голова указывали на почтение к смерти и сочувствие к близким покойного, но отнюдь не на примирение с усопшим. Бунтовщик, брат Джон, сидел теперь под крепким запором, и приор дожидался лишь отставшего Кадфаэля, чтобы удалиться с подобающей важностью.

— Если увидишь Передара, скажи ему: я думаю, отцу хотелось бы, чтобы он был среди тех, кто нес его тело, и мне жаль, что он ушел. И еще скажи, что он поступил великодушно, и пусть не сомневается в том, что я ему благодарна. — При этих словах, обращенных к Кадфаэлю, Сионед чуть улыбнулась.

Они уже подходили к воротам, когда навстречу им вышел управляющий, дядюшка Меурис. Его мягкое добродушное лицо дрожало, искаженное гримасой горя и отчаяния.

— И непременно приходи завтра, — еле слышно шепнула Сионед и прошла в ворота следом за телом своего отца.

Вряд ли Кадфаэлю удалось бы так скоро исполнить просьбу Сионед — ибо вздумай он зайти в дом Кэдваллона, ему пришлось бы отпрашиваться у приора и придумывать какой-нибудь предлог — когда бы не случай. Миновав усадьбу, монах углядел ярдах в пятидесяти от дороги удалявшуюся фигуру человека, который, судя по всему, хотел укрыться в лесном полумраке и остаться незамеченным. Кадфаэль догадался, что это Передар. Юноша не ожидал, что кто-то пойдет за ним следом, и когда отошел от тропы достаточно далеко, чтобы не опасаться нежеланной встречи, остановился. Присев на поваленный ствол, молодой человек прислонился спиной к тонкому деревцу и задумчиво ворошил ногой прошлогодние листья. Кадфаэль направился к нему.

Заслышав приближающиеся шаги, Передар вскинул глаза и поднялся, собираясь, видно, уйти подальше и избежать разговора, но передумал и остался на месте. Он был хмур и неприветлив, однако, похоже, смирился с тем, что ему не уклониться от этой встречи.

— Мне нужно передать тебе кое-что от Сионед, — доброжелательно промолвил Кадфаэль. — Она хотела, чтобы ты помог нести носилки с телом ее отца, но не смогла тебя сыскать. И еще — что ты поступил великодушно и она тебе благодарна.

Неловко переступив с ноги на ногу, Передар отодвинулся глубже в тень. После затянувшейся паузы он сказал:

— Там и без меня народу хватало. Зачем я-то ей понадобился?

— Так-то оно так, — согласился Кадфаэль, — и все же ей недоставало именно тебя. Она считает, что ты один из тех, кто имел на это право. Ты ведь для нее сызмальства был как брат, она и сейчас так же к тебе относится.

Даже в лесном сумраке было заметно, что Передар пребывает в крайнем напряжении, ему и говорить-то было трудно. Со сдавленным горьким смешком он пробормотал:

— Но я-то хотел быть для нее вовсе не братом.

— Это я понимаю. Но в час испытания ты оказался настоящим другом — и ей, и Энгеларду.

Похоже, эта похвала не только не порадовала Передара, но и чем-то задела паренька. Он сник и лицо его помрачнело.

— Стало быть, она считает, что в долгу передо мной, и хочет расплатиться. Но я-то сам ей не нужен.

— Ну-ну, — промолвил Кадфаэль успокаивающе, — я ведь только передал, что меня просили. Ты бы пошел да сам с ней поговорил — глядишь, она втолковала бы тебе то, что мне не под силу. Но вот Ризиарт — он ведь тоже спросил бы о тебе, если б мог.

— Не надо! — вскричал Передар и передернулся, словно от нестерпимой боли, — не говори ничего…

— Прости меня. Я знаю, что для тебя его смерть такое же горе, как и для нее.

Она говорила, что ты был его любимцем и сам его любил.

Юноша горестно вздохнул и, резко повернувшись, направился в глубь леса, не разбирая дороги. Призадумавшись, брат Кадфаэль двинулся назад — очевидно, он, сам того не желая, разбередил болезненную рану.

— Сегодня, дружище, нам с тобой придется вдвоем выпивать, — сообщил Бенед, когда после повечерия Кадфаэль заглянул к нему в кузницу. — Отец Хью еще не вернулся из усадьбы Ризиарта, а Падриг до самой полуночи будет воспевать покойного. Хорошо, что он оказался здесь в такое время. Это большое дело, чтобы славный бард спел над твоей могилой — да и детям на всю жизнь память. Ну а Каю — тому тоже до поры до времени сюда не вырваться. Он освободится, только когда придет бейлиф да примет у него узника с рук на руки.

— Так что ж, выходит, это Каю поручили стеречь брата Джона? — с облегчением спросил монах.

— А он сам на это напросился. Сдается мне, правда, что и девчонка моя его подбивала, только в том большой нужды не было. Твоему брату Джону будет вовсе не худо посидеть денек-другой под их присмотром — ты уж за него не беспокойся.

— Даже и не думаю, — откликнулся Кадфаэль, — а что, ключи от темницы, где он сидит, тоже у Кая?

— У него, можешь не сомневаться. Я слыхал, что принц Овейн нынче где-то на юге — так что, думаю, у шерифа с бейлифом своих дел невпроворот, и навряд ли они сломя голову помчатся в Гвитерин, разбираться с чепуховым делом о непослушании какого-то монаха.

Бенед тяжело вздохнул, держа в руке рог, который на сей раз был наполнен молодым красным вином, и признался:

— Знаешь, мне сейчас другое покоя не дает: как это меня угораздило указать на синюю метку, да еще у нее на глазах. Правда, не я, так кто-нибудь другой все равно указал бы. Конечно, теперь, когда у нее из родни остался один дядюшка Меурис, Сионед сама себе хозяйка и может делать что вздумает, — из старика-то она веревки вьет. А я вот засомневался — ну где сыщешь такого дурака, чтобы оставил в мертвом теле стрелу со своей меткой, дескать, глядите — вот он я. Разве только его спугнули и пришлось уносить ноги, но мне все же сдается, что ежели кто задумал такое грязнее дело, то куда как сподручнее было бы напасть исподтишка с ножом. А чтобы так, из лука — трудно в это поверить, хотя, конечно, всякое бывает.