Вениамин Кожаринов - Завещание барона Врангеля

— Не подумайте, право, что мне интересен какой-то бродяга! Однако не произрастет ли из его доноса зловредный плод?

— Сейчас многие страдают избытком воображения, — Николай не хотел углубляться в суть дела, но Мария Федоровна ухватилась за последнюю фразу:

— Так ли уж это безобидно? Не подумайте, что я хочу наказать безвинного… но не увлечет ли казака воображение в еще более нелепые стихии? Стоит, право, показать его докторам!

Николая тяготил этот разговор. Он искал случая покинуть покои матери. Услышав про докторов, поспешно согласился:

— Хорошо! Я отдам приказание коменданту крепости…

— Уж коли вы решили последовать моему совету, то было бы полезно включить в состав комиссии Мэквилла. У него отличная репутация по нервам. В прошлом месяце он излечил меня от сильнейшей меланхолии.

Императрица нервно комкала край пододеяльника. Ее блеклые, но все еще волевые глаза выжидательно смотрели на сына.

Николай встал, слегка наклонил голову и отрывисто бросил:

— Быть по-вашему!

До Бахмута путники ехали без каких-либо приключений. Прозоров выбрал тот же маршрут, каким в прошлом году путешествовала на юг императорская чета.

Годефруа оказался развеселым малым. Он болтал почти без умолку, и это было единственным развлечением для обоих офицеров в столь дальней дороге.

…В Бахмуте Прозоров и Годефруа простояли около трех часов. Когда наконец лошади были готовы и оставалось только сесть в карету, над головой полковника просвистела пуля… В тот же миг поручик повалил Прозорова на землю, накрыв его своим телом. Вслед за тем раздался второй выстрел. Послышался звон разбитого стекла: пуля попала в окно кареты. Лошади взбрыкнули, рванулись вперед, но опытный возница осадил их и поставил карету так, чтобы она заслонила наших героев от повторного покушения. Однако новых выстрелов не последовало.

Оправившись от первого шока, Прозоров поднялся с земли, отряхнул пыль с мундира и молча пожал поручику руку.

— Едем! — скомандовал полковник, и карета помчала в сторону Таганрога, а за ближайшим холмом все еще клубился дым от ружейного выстрела.

Совершив героический поступок, Годефруа был тем не менее явно смущен:

— Господин полковник, я обошелся с вами неловко…

— Будет вам, поручик! Теперь я знаю, что вы умеете не только рассказывать смешные анекдоты. Как думаете: это был случайный выстрел?

— Господин полковник, я приставлен к вам отнюдь не для развлечений! Этого покушения следовало ожидать.

— Хм, значит, вам приказано не спускать с меня глаз?

— Господин полковник, вы поняли меня не в том смысле. Моя цель — уберечь вас от всяческих покушений.

— Ого! — рассмеялся Прозоров. — С каких это пор моя жизнь стала чего-то стоить? В двенадцатом году за нее не давали и ломаного гроша. Вы, поручик, делаете блестящую карьеру!

— Вы преувеличиваете, господин полковник… Меткий глаз и твердая рука — вот все, чем я могу похвастать.

— Прибавьте сюда вашу порядочность. Если вы действительно никому не служите корыстно, пожалуй, я сделаю вам одно предложение…

— Клянусь честью, господин полковник!.. Я не держу против вас тайного умысла. Мне приказано одно: стеречь вашу жизнь.

— Кто же так позаботился о моей голове?

— Государь…

— Он говорил с вами лично?

— Нет, сей приказ передан мне командиром правительственных курьеров.

«Однако! — подумал Прозоров, вспоминая встречу с Николаем. — Император хочет знать «всю правду». Но потерпит ли его величество живых свидетелей, коли правда эта будет не та, каковую создал он своим воображением?»

В Таганроге «гости из Петербурга» остановились в расположении Атаманского казачьего полка, чему способствовала бумага, подписанная лично Дибичем. Начальник Главного штаба обязывал оказывать его полномочным представителям всяческое содействие.

Таганрогский градоначальник поначалу выказал неудовольствие вторжением в его апартаменты столичного полковника. Впрочем, вызвано это было не принципиальными соображениями, а обычной завистью провинциального служаки: Прозоров был не бог весть какого звания, но общался с высшими армейскими чинами, а может быть, и с самим императором. Все же градоначальник согласился на тщательный осмотр своего дворца.

Первым делом Прозоров решил допросить Фармаковского. Годефруа доставил доктора в точно назначенное время:

— Господин полковник, их благородие противились вашему приказу, но я очень настаивал… — Поручик широко осклабился, и Прозоров понял, что имел в виду Годефруа.

— Ничего, я думаю, доктор изменит отношение к личному посланнику императора, когда вспомнит, что за глупость он совершил, взяв с собой во дворец лжефельдшера!

Фармаковский был вне себя от страха.

— Я уже давал пояснения по сему предмету… — пролепетал он едва слышно.

— Те показания не в счет! И не пугайтесь, как мальчишка. От вас требуется сущий пустяк. В Петербурге доктор Доббернд сказал мне, что вы хорошо ориентируетесь в подвалах дворца…

Спустя полчаса Фармаковский повел столичных офицеров по лабиринту подземных помещений дома градоначальника. Возле одной из кладовых Фармаковский остановился.

— Это здесь, — он показал рукой на овальную дверь.

В полутемном помещении было почти пусто. Слева стоял большой шкаф из красного дерева, а справа, прислоненный к стене, портрет покойного императора.

— М-да… — обронил Прозоров, увидев картину. — Ну, и где же находился сосуд?

— В шкафу, господин полковник, — пояснил Фармаковский и открыл створки стоячего ящика. Внутри его были две пустые полки.

— Гм, но ведь шкаф был заперт на замок!

— Господин полковник, вы путаете… Шкаф не имел замка. Мы то и дело ходили сюда за льдом.

— Хорошо! Ступайте наверх и обстоятельно изложите на бумаге все, что вы только что мне сказали.

— Это — рапорт? — Фармаковский испугался, что вслед за написанием показаний последует его арест.

— Нет. Изложите, как обыкновенную записку. Скажем, другу.

Когда Фармаковский ушел, Прозоров еще раз внимательно осмотрел шкаф.

— Вот ведь какая незадача, поручик… Если Фармаковский и Доббернд вкупе с Анцимирисовым не врут, то наше путешествие на этом не закончится. Ступайте за мной!

Полковник продолжил исследовать подвал, внимательно осматривая каждое помещение.

— Знаете, поручик, я сделал ошибку, не попросив есаула набросать мне план подземелья.

— Господин полковник, проще было взять его с собой!

— Это исключено! «Дело» Анцимирисова идет своим чередом… Скажите, Годефруа, вам не случалось вместо комнаты жены попадать спросонья, скажем, в библиотеку?

— Господин полковник, у меня нет жены. Но вот с моим отцом однажды произошло нечто подобное. Как-то раз на учениях в департаменте Канталь — это было на закате Директории — мой папа познакомился с хорошенькой вдовушкой. Каково же было его удивление, когда, проснувшись с сигналом трубы, он увидел подле себя не вдовушку, а… ее дочь!