На Врангеля. Повесть о перекопских боях

Лист одного из красноармейских писем

Первый лист рассказа в рукописи

Автор предлагаемого вниманию читателей произведения — коллектив красноармейцев 268 полка, участников боев с войсками Врангеля. Подлинные выдержки из их писем и составляют весь текст последовательно и плавно развивающегося рассказа. Мне лишь принадлежит идея вызвать к жизни самые письма, собрать, сохранить их, чтобы затем создать из них это оригинальное произведение.

На Южном фронте, будучи политруком пешей разведки 268-го полка, я вел дневник, описывая боевые действия и жизнь полка. После разгрома Врангеля, просмотрев дневник, я нашел, что его кругозор очень ограниченный. Тогда, с разрешения военкома, пошел в роты и команды, расспрашивал и записывал о боях и жизни полка на южном фронте, собирал газеты, листовки, приказы, полевые книжки наших и врангелевцев, опрашивал пленных. Я имел намерение использовать материал для истории.

Через два месяца после разгрома врангелевщины, в январе 1921 г. я был политруком учебно-военной школы полка в дер. Мордвиновка, около Мелитополя. В школу для учебы пришли красноармейцы всех рот и команд полка, этим я воспользовался и устроил беседу с воспоминаниями о боях на южном фронте, записал. Потом возник вопрос: почему бы красноармейцам самим не написать, что они видели и делали, что делал весь полк на южном фронте? Бойцы — из рабочих и крестьян, они расскажут простым, без литературных выкрутасов, языком, понятным для всех трудящихся. Коллектив участников южного фронта, представляющий каждый уголок полка, он действительно будет говорить о всем полке; если ошибется один, его подправят десять других. На стороне коллектива будет безусловное доверие читателя.

Я поделился мыслью с красноармейцами.

Намечено было так: все желающие напишут о том, какое участие принимала на южном фронте та рота или команда, в которой был пишущий. После сбора материала — для его обработки собраться всем.

Чтобы втянуть в писание больше красноармейцев и получить высококачественный материал, я порылся у себя в вещевом мешке и нашел лишнюю пару белья, затем снял с себя теплую рубаху и объявил конкурс с премиями за лучший рассказ-письмо, оговорившись, что вещи будут выданы только красноармейцам.

На обрывках бумаги, на архивных, царского времени документах — волостного старшины, воинского присутствия, секретных телеграммах южных ж. д. и т. д. — поступило до 25 коряво написанных красноармейских писем (ни одного красноармейца не было с средним образованием).

Чрезвычайно довольный результатами конкурса, я организую его повторно и снова получаю более двух десятков красноармейских писем.

К сожалению коллективная обработка материала писем обоих конкурсов так и не удалась. Меня перебросили на другую работу, а в августе 1921 года по болезни я был демобилизован. В пути курортный поезд, в котором я следовал домой, около станции Краснопавловка, Южных ж. д., подвергся нападению белобандитов. Чтобы спасти жизнь от бандитской руки, я уничтожил документы, но не посмел уничтожить писем красноармейцев, за сохранность которых дрожал более, чем за свою жизнь. Только благодаря счастливой случайности я и красноармейские письма вышли целыми из бандитских лап.

Болезнь моя в пути усилилась. На ст. Вологда я временно совершенно ослеп, и сумку с вещами и письмами оставил в вокзале. Через полчаса зрение возвратилось, и я был чрезвычайно огорчен пропажей сумки с письмами. Я собрал последние силы; едва переставляя ноги, пошел по вокзалу. Сумку нашел валяющейся под диваном, в ней письма были перерыты, но все целы. Исписанные бумаги никому не понадобились. Чтобы не потерять сумку совершенно, я пришил ее к нижней рубашке и таким образом в бреду горячки довез до своего дома, в Вятскую губернию.

Обработкой писем мне удалось заняться лишь в 1924 году.

Все письма для удобочитаемости были переписаны. После этого началась кропотливая работа — выборка из всей массы наиболее ценного. Чтобы получить безусловно правдивое освещение фактов, в особенности о боевых действиях, я сличал письма между собою, и когда находил, что об одном и том же пишут несколько красноармейцев, тогда вписывал это в страницы рукописи с указанием источника; в основу бралась редакция одного из красноармейцев. В то же время я соблюдал последовательность действий и возможную стройность письма. Рукопись мною исправлялась и перерабатывалась несколько раз, пока не получила того вида, в каком она поступила в редакцию «Истории гражданской войны».

Подлинные красноармейские письма хранятся в секретариате редакции «Истории гражданской войны».

На полях книги указаны фамилии красноармейцев, из писем которых взят соответствующий отрывок.

Хлынов

Я — стрелок 268-го полка, 1-го батальона, 6-й роты, 1-го взвода. Покончив с Колчаком и прогнав Семенова и Колмыкова, мы охраняли границу, в горах Забайкалья рубили лес, проводили дороги и помогали в работе крестьянам, чему они были очень рады.

Решетников

Наступила осень. Слышим, что Польша, Врангель и Махно напирают на Россию, как кровожадное зверье. Польша хочет взять Киев, Врангель — Москву, а бандиту Махно только и надо, что пить вино да бить людей. Он гоняет, как разбойник, по Украине.

У нас заговорили, что опять будем воевать. Вскоре прислали нам на пополнение молодых сибиряков.

Воскресенский

17 сентября 1920 года мы погрузились в эшелоны — и поехали. Было холодно, срывался снег. В Иркутске меня разбудили товарищи, вышел на станцию, надеясь встретить кого-нибудь из своей деревни, но никого не нашел и с досадой вернулся обратно.

Около станции Батарейки я из вагона увидел свою деревню. От нее до железной дороги всего две версты. Я с сжатым сердцем стоял и смотрел на нее.

Хаев

До Омска мы ехали скоро, до пятисот верст в сутки, иногда даже больше. Но от Омска поезда уже шли тише. Ехали мы на Москву.

В Москве на одном из вокзалов при нас пришел эшелон, украшенный разными картинами. И я обошел его с одного конца до другого. Эшелон был с Кавказа. Затем мы тронулись и поехали дальше, но теперь уже на полдень — на юг.