Вениамин Кожаринов - Завещание барона Врангеля

На сей раз Мэквилл был принял в парадной зале. Несмотря на светлое время суток, шторы на окнах были опущены, а все свечи на люстрах и канделябрах запалены. Императрица сидела на маленьком диванчике, облокотившись о горку подушек. На ней было строгое бархатное платье, в руках — веер, столь знакомые доктору по прежним встречам, и книга с перламутровой закладкой между страницами.

Мэквилл трусил и в то же время был готов к единоборству. Он понимал, что в случае неудачи с него спросится на этом свете. Внутреннее превосходство было на его стороне.

Пересиливая страх, Мэквилл ринулся в атаку:

— Ваше величество, сегодня я пришел к вам отнюдь не как доктор… — Он с достоинством поклонился, прервав фразу.

— В таком случае, сударь, мне придется выдержать правило частного визита. В вашем распоряжении считанные минуты!

Мэквиллу показалось, что старуха втайне злорадствует над ним.

— Ваше величество, я хотел бы первым делом поблагодарить вас за «надворного советника». А заодно полюбопытствовать, какова дальнейшая судьба есаула, внезапно нарушившего наше с вами спокойное существование?

Императрица пропустила последний вопрос мимо ушей.

— Вы благодарите меня за награду, и мне остается лишь радоваться собственному великодушию. Нет ничего проще, доктор, как осыпать кого-либо милостями. Право, это ничего не стоит!

Мария Федоровна ожидала от Мэквилла новых вопросов, но доктор многозначительно молчал.

— Ах, да, вы вспомнили о несчастном! Стоит ли он вашего беспокойства… Есаул под надежным оком. Но кто устережет самих сторожей? — почти с библейской философичностью спросила Мария Федоровна то ли Мэквилла, то ли себя.

Смиренно наклонив голову, доктор вкрадчиво произнес:

— Ваше величество, вы давеча верно замечали, что у всякой тайны — две правды. Ведомо ли вам, что Россия и Турция приближаются к опасной черте? Начинать войной царствование — добрый ли знак для нового монарха!

— Вы шутите?! — Мария Федоровна вздрогнула всем телом. Книга выскользнула у нее из рук и упала на пол.

Мэквилл поспешил ей на помощь.

— Отнюдь, ваше величество. Я лишь сообщаю вам как другу то, что завтра станет уделом поля брани.

— Война? Разве ссора вокруг Греции еще не улажена? Герцог обещал действовать с нами заодно. Я верю сэру Уилсону: он подтвердил, что отныне Веллингтон — друг России.

Мэквилл подивился наивности императрицы.

— Это так, ваше величество. Но греки не хотят платить туркам дань за ранее вложенные в их страну турецкие капиталы. Султан требует хотя бы частичного возмещения… Конечно, Англия верна своим обязательствам: генерал Черч надежно защищает Афины. Кроме того, мы предоставили грекам два займа и признали за ними право «воюющей стороны». Вопрос нынче, в том, кто в конечном счете воспользуется привилегиями победителя восстания? Английский кабинет готов и впредь поддерживать Ипсиланти и Маврокордато, но он столь же рьяно выступает против партизанской черни! Австрия и Пруссия не хотят войны с турками. Стоит ли его величеству разрушать Священный Союз ради призрачных надежд победить султана? Одна война породит другую. Восток будет надолго охвачен пожаром междоусобиц.

Императрица с трудом распрямила спину, желая придать своему телу величественную осанку.

— Кто вы? — произнесла она строгим голосом.

— Бывший врач королевского флота…

— Я не о том! — оборвала Мэквилла старуха.

Мэквилл понял, чего она от него добивается.

— Как гражданин своего отечества, я вправе болеть за него, ваше величество. Россия и Англия в равной степени желают свободы грекам. Однако еще раз подчеркиваю, если Николай Павлович хочет единолично решить судьбу Греции… Сэр Уилсон категорически против такой политики!

Услышав знакомое имя, императрица сникла.

— Я всего лишь мать, — голос ее дрогнул.

Мэквилл рванулся с места, чтобы подойти к Марии Федоровне поближе, и при этом задел башмаком за позолоченную ножку стула.

— Ваше величество, этого более чем достаточно! Повлияйте на императора! Я уверен: отношение к туркам навязано ему генералами, кои хотят иссечь в битве с ними офицеров-бунтовщиков, что сосланы на Кавказ. Это ли повод для войны!

Мария Федоровна вспомнила разговор с сыном и тот леденящий душу его взгляд, когда она попросила Николая включить в консилиум, обследовавший Анцимирисова, Мэквилла.

— Он перестал слушать меня, — вырвалось у Марии Федоровны против ее воли. — Если бы вы знали, Гарольд, в каком я трудном положении! Я любила и люблю Константина больше других сыновей. Но его брак с полячкой вынудил меня добиваться, чтобы Саша завещал трон другому…

— Ваше величество, все неестественное становится когда-нибудь уродливым.

Императрица не возмутилась, но и не оставила реплику без ответа:

— Нам не дано знать будущий ход вещей. Не будьте циником, Гарольд! Да, император очень изменился. Кажется, он избегает меня, потому что боится отказать какой-либо из моих просьб.

Мэквилл подумал, что императрица хитрит.

— Ваше величество, я настаиваю… Вы должны уговорить императора не воевать против султана! Король и министр иностранных дел единодушны в этом вопросе.

Мэквилл лукавил. Георг IV находился в глубокой оппозиции к Каннингу. Но сейчас надо было врать. Глядя на императрицу, доктор не заметил, чтобы его слова решающим образом воздействовали на нее. Оставалось пойти на крайнюю меру…

— Ваше величество, ничто не может устоять перед высокой политикой. Даже дружба. Вам ли не знать, какое влияние может оказать на судьбу целой империи сущий пустяк?!

— Какой пустяк? — императрица почувствовала в словах Мэквилла подвох.

— Я имею в виду историю с подменой кубка, — твердо сказал англичанин, испытывая в то же время некоторые угрызения совести.

В следующее мгновение Мария Федоровна почувствовала, как в груди у нее возникла удушающая пустота. У нее заложило уши — весь мир поплыл перед ее глазами…

Мэквилл едва успел подскочить к императрице и подхватить ее падающее тело на руки. Он положил ее на диван, вынул из нагрудного кармашка миниатюрный пузырек с какой-то жидкостью и, накапав ее в платок, поднес к лицу Марии Федоровны. Вслед за тем доктор нащупал пульс… Сердце старухи билось сильней обычного, но крайней опасности в его ритме Мэквилл не усмотрел. Очевидно, у императрицы случился нервный припадок.

Придя в сознание, Мария Федоровна едва слышно произнесла:

— Зачем… зачем вы мучаете меня? Я совершенно невиновна перед памятью Саши. Если я и совершила глупость, то ради блага семьи…

Мэквиллу было жалко старуху, но дело требовало жесткости, даже жестокости.

— Мы все движимы благими порывами, ваше величество. Кассий тоже убил Цезаря из лучших побуждений. Но бог, как известно, не принял этой жертвы. Кто знает, с какой целью вы приказали мне подменить сосуд!