Йен Пирс - Падение Стоуна

В отличие от меня. Если они станут реальностью и он сумеет убедить один флот купить их, то будет продавать их всем флотам мира. Адмиралы разборчивы, как домохозяйки в универсальном магазине. Обязательно иметь, что приобретают все остальные.

— Она работает?

— Конечно. По крайней мере будет работать, когда одна-две проблемы будут разрешены.

— Какие, например?

— Она должна двигаться по прямой, как я уже сказал. Это очевидно. Но к тому же она должна двигаться на постоянной глубине, а не всплывать и погружаться. Сквозь воду, а не по поверхности.

— Почему?

— Потому что броней корабли защищены выше ватерлинии, а ниже ее — не такой толстой. Снаряды взрываются, ударяясь о воду. Поэтому прямое попадание ниже уровня моря крайне редко, и нет нужды предохранять кили так далеко внизу.

— Во что обойдется изготовление их?

— Понятия не имею.

— И за сколько вы попытаетесь их продавать?

— Я об этом не думал.

— Где вы будете их производить? Тут это вряд ли возможно.

— Не знаю.

— Сколько вы уже потратили на ее разработку?

Внезапно мальчишеский энтузиазм, озарявший его лицо, пока он говорил о своем изобретении, угас. Он опять выглядел на свой возраст и старше, измученным заботами и тревогами.

— Все, что у меня есть и было. И больше.

— Вы в долгах?

Он утверждал, что предпочитает прямые вопросы. В отличие от меня, если речь не о деньгах, но вот тогда мне требуется абсолютная, без уверток точность.

Он кивнул.

— Сколько?

— Триста фунтов, кажется.

— Под какие проценты?

— Не знаю.

Я ужаснулся. Каким бы искусным Макинтайр ни был инженером, бизнесменом он был никаким. В этой области он был наивен, как новорожденный младенец. И кто-то, я догадывался, использовал это.

Я не осуждаю подобные приемы. Макинтайр был взрослым мужчиной и далеко не глупым. Он заключил соглашение, вполне сознавая, что делает. Если он поступил так, виноват был он, а не тот, кто использовал его наивность. Как он объяснил мне, ему требовались деньги и чтобы платить своим рабочим, и чтобы покупать материалы для своей торпеды, и он полагал, что сумеет расплатиться в счет работы, которую подрядился выполнить — чертежи металлических частей моста, который предполагалось перебросить через Большой Канал. Однако этот проект сгинул, так что никакого платежа не предвиделось, а долги росли.

— Я приехал в Венецию с деньгами, достаточными, я полагал, чтобы оставаться там сколько вздумается. Однако этот механизм сулил больше трудностей, чем я мог вообразить. Проблемы, которые предстояло решить! Даже не верится! Изготовление оболочки и обеспечение ее герметизации. Разработка двигателя, детонатора, изобретение совершенно нового механизма для контролирования глубины погружения. Это требовало времени и денег. Больше денег, чем у меня имелось.

— Значит, вы увязли в долгах, без какого-либо имущества, платя, думаю, высокие проценты. Сколько времени у вас в запасе?

— Мало. Мои кредиторы давят на меня. Требуют, чтобы торпеда была испытана, и скоро, иначе они подадут ко взысканию.

— Вы можете это сделать?

— Я намерен устроить демонстрацию в ближайшее время. Если она себя оправдает, мне будет позволено занять еще. Но это рано. Слишком рано.

Он не продолжал, да это было и не нужно.

— Думаю, вам требуется бухгалтер. Не меньше чем чертежник или механик, — сказал я. — Деньги — компонент не менее важный, чем сталь.

Он пожал плечами без всякого интереса.

— Они воры, — сказал он. — Они украдут мое изобретение и оставят меня ни с чем, если я не поостерегусь.

— Мне неприятно это говорить, но вы не остерегаетесь.

— На следующей неделе все будет в порядке. После испытания.

— Вы уверены?

Он устало вздохнул.

— Я могу произвести любые инженерные расчеты, но покажите мне контракт или страницу бухгалтерской книги…

— Со мной как раз наоборот. Послушайте! Если хотите, я мог бы проверить эту сторону ситуации, определить, какова она конкретно, и сообщить вам — словами, понятными инженеру, — в каком вы положении на данный момент. Но только если вы хотите. У меня нет никакого желания вмешиваться.

Предложил я это с большой неохотой, поскольку крайне неразумно давать непрошеные финансовые советы. Но безнадежность на его лице, пока он говорил о долгах, трогала сердце. А моя мысль бешено работала. Совершенно новый вид оружия мог оказаться на редкость доходным, чему примером скорострельный пулемет мистера Максима, который после скромного начала скоро стал обязателен для всех армий мира.

Красота изобретения Макинтайра была в расточительности. В отличие от пушки, являющейся (так сказать) фиксированным капиталовложением с малыми расходами при использовании — только сумма, требующаяся на покупку снаряда и пороха, — торпеда используется лишь один раз. После выстрела ее требуется заменить всю целиком. Потенциал заказов был внушителен, а в бою (если я знал моих моряков) пускать их они будут почаще, чем ракеты в Ночь Гая Фокса.

Регулярные заказы от организаций с бездонными карманами. Перспектива соблазнительная. И не только потому, что, по моему глубокому убеждению, цель Макинтайра уничтожить войны, сделав катастрофу неизбежной, была столь же нереальна, как и благородна. Никакое оружие не устраняло вероятность войны, но лишь ускоряло ее течение, убивая людей с большей быстротой. До тех пор пока ум человеческий не изобретет нечто убивающее разом всех, изменений тут не предвидится.

Но казалось, что шансы Макинтайра преуспеть со своей торпедой практически равнялись нулю. У него недоставало ресурсов, чтобы изготовить одну, так какой шанс был у него выполнять целые заказы? Кто даст средства на постройку завода, наймет рабочую силу? Кто будет управлять заводом, следить, чтобы торпеды были без брака, проданы и доставлены? Макинтайр ни о чем таком понятия не имел и не знал, как найти тех, кто имеет.

Ситуация сулила множество возможностей. Если торпеда сработает.

Он не угостил меня ленчем и даже не разделил со мной трапезу, но я был очень доволен, когда шел назад в свою квартиру, сворачивая то туда, то сюда, так что уже наступил ранний вечер, когда я наконец вернулся. День был крайне интересным, и мое настроение еще улучшили три дожидавшихся меня весточки. Одна от маркизы с приглашением отобедать у нее на следующей неделе, так как она приготовила для меня нечто восхитительное; следующая от мистера Макинтайра — пачка бумаг и краткая записка, что это его счета, если я желаю взглянуть на них. А последняя была от миссис Корт, сообщавшей, что ее муж дал ей разрешение показать мне город. Мы можем начать завтра, если я хочу.

Мое пребывание в Венеции становилось удивительно приятным — и в немалой степени благодаря окружающей обстановке. Ее мирность на редкость чарующа, если вы восприимчивы к ней, тем более что она неприметна. Эффект света также невозможно выразить словами. Это не мирность английского воскресенья, например, когда покой почти всеобъемлющ, но помнишь, что было прежде и что произойдет на следующий день. В Венеции легчайшая дымка всегда намекает сознанию, что это мгновение продлится вечно, что никакого завтра не будет. Трудно заниматься мирскими заботами, потому что заботы всегда о том, что произойдет в будущем, а в Венеции будущее никогда не придет, а прошлое никогда не исчезнет. Я обнаружил, что в памяти у меня почти ничего не сохранилось о зданиях и пейзажах того времени; у меня нет ярких воспоминаний о панорамах и перспективах. Я достиг тогда той стадии, когда почти не замечал их; величайшие шедевры искусства и архитектуры не оставляли у меня ни малейшего впечатления. Эффект, однако, был тотальным и потрясающим. Будто находишься в ином мире, где все соединено воедино. Старуха, сидящая на ступеньках, дворец, официант, накрывающий столики, белье на веревке, лодки, бороздящие лагуну, острова в утренней дымке, чайки в небе — все они были частью этого целого, в совершенной гармонии друг с другом и с моим настроением, быстро и без швов переходящим от грез к целеустремленной деятельности.