Йен Пирс - Падение Стоуна

— Вот что было в нем великого, — сказал он, когда я вышел наружу.

Такого захватывающего зрелища я еще никогда не видел и даже вообразить не мог. Я знал — все школьники знают — про британскую промышленность. Как она ведет за собой мир. Мы знали про становление заводов и про массовое производство. Про сталелитейные заводы, и текстильные фабрики, и про железные дороги. И ежедневно мы видели результаты. Шеффилдскую сталь, локомотивы из Карлайла, суда, построенные на десятках верфей по всей стране. Мы видели чугунные фермы мостов, посещали Хрустальный дворец и знали про другие чудеса века. Как все это осуществилось, таким людям, как я, преподавалось редко. Просто существует, и дело с концом. Я видел только фасады промышленных предприятий, а в Лондоне их было мало, причем никаких сколько-нибудь масштабных. Даже в моем родном городе самый крупный работодатель «Старли метеор» нанимал только пару сотен человек.

Я смотрел в полном ошеломлении, прямо-таки благоговейно. Верфь была такой огромной, что, казалось, ей нет конца; в какую бы сторону вы ни повернулись, она просто тонула в мареве солнечного света и дыма. Нескончаемое нагромождение машин, подъемных кранов, стапелей, складских зданий, сборочных цехов, контор простиралось перед моими глазами во всех направлениях. Из десятка труб вырывались плюмажи густого черного дыма; со всех сторон доносились лязг, грохот, скрежет и дребезжание машин. Зрелище выглядело хаотичным, даже дьявольским, — то, как ландшафт исчез под рукой человека, но была и своя необычайная красота в этом лабиринте, в кварталах кирпичных зданий на фоне жестяных крыш, и ржавеющих ферм, и бурой коричневости реки, слабо темнеющей на востоке. И ни единого дерева, ни птицы, ни даже клочка травы. Природа была отменена.

— Это Бесуикский судостроительный завод, — сказал Уильямс. — Творение лорда Рейвенсклиффа, более чем кого-либо еще. И лишь часть его интересов; такие заводы он создавал по всей стране и по всей Европе, хотя этот, бесспорно, самый большой. То, что вы видите, не предприятие — это цепь предприятий, и каждое тщательно увязано с другими, а само оно, в свою очередь, связано с другими по всему континенту. Самая сложная, тщательно продуманная структура из всех, когда-либо созданных человечеством.

— И вы управляете всем этим? — спросил я, искренне ошеломленный.

— Я управляю этим заводом.

— Как? То есть как может один человек иметь хоть малейшее представление о творящемся в этом… этом хаосе, имею я в виду?

Он улыбнулся.

— Именно в этом и заключается гений Рейвенсклиффа. Он изобрел способ его контролировать, и не только это, но и все свои предприятия, таким образом, чтобы в любой момент можно было узнать, что происходит и где. Так, чтобы хаос, как вы его назвали, мог быть укрощен и скрытые механизмы из людей, машин и капитала действовали бы наиболее целесообразно и эффективно.

— Элегантно? — подсказал я.

— Слово, которое бизнесмены употребляют нечасто, но да: и элегантно, если хотите. Мало кто хочет или способен понять это, но я бы даже сказал, что в этом есть своего рода красота, только бы все работало слаженно.

— И причина всего этого…

Мистер Уильямс указал на восток в сторону темно-серой громады.

— Вы видите его?

— Смутно. Что это?

— Корабль его величества «Ансон». Дредноут. Двадцать три тысячи тонн водоизмещения. Три миллиона различных деталей необходимы, чтобы этот корабль выполнял свою работу. И каждая должна работать безупречно. Чтобы корабль выполнял свое предназначение, каждая должна быть придумана, начерчена, изготовлена и установлена на свое место. Он должен плавать в тропических морях и в арктических. Он должен быть способен стрелять из всех своих орудий в любых условиях. Он должен быть готов развить полную скорость всего за несколько часов; быть способным плавать несколько месяцев без ремонта. И все эти детали должны быть собраны воедино и закреплены на своих местах в установленный срок и в пределах бюджета. Вот суть всего, что перед вами. Хотите его осмотреть?

Уильямс повел меня вниз по лестнице и через булыжную дорогу к месту, смахивавшему на извозчичью стоянку.

— Длина верфи три мили, а ширина две, — сказал он, пока мы усаживались на заднее сиденье ожидавшей там коляски. — Я не могу тратить время на пешую ходьбу, а потому мы обзавелись такими вот экипажами. Лошади к шуму привыкли.

И мы покатили. Ехали мы словно через город, но очень странный город — без магазинов, почти без прохожих и без женщин. Все одеты в рабочие комбинезоны. Вместо домов — склады, огромные и без окон; конторские помещения, крайне мрачные с виду, и всякие таинственные здания, на которые мистер Уильямс то и дело указывал.

— Литейная номер один, — сказал он, — здесь изготовляется броня… Орудийная, предназначенная для сборки орудий…

Вот так мы ехали под перестук копыт старой клячи. Я на заднем сиденье слушаю объяснения мистера Уильямса, испытывая то лихорадочный восторг перед поразительными достижениями, то холодный озноб при мысли о могуществе этой колоссальной организации.

— А вот, — сказал мистер Уильямс с легкой дрожью в голосе, когда мы повернули за еще один угол, — причина существования всего этого.

Очень многие видели дредноут далеко в море или даже в порту. И тогда от вида дредноутов дух захватывает. Но только если видишь его вблизи и вне воды, по-настоящему понимаешь, насколько он колоссален. Ведь тогда становится видимым то, что обычно скрыто от глаз ниже ватерлинии, — весь необъятный корпус. Он уходил вверх, вверх, вверх, теряясь в облаках. Такой длинный, что нос вообще не был виден; он исчезал в пелене дыма, изрыгаемого заводскими трубами. Я понятия не имел, насколько завершена постройка; судя по его виду, должны были потребоваться еще годы, прежде чем он будет готов; но я был не в силах вообразить, что даже тогда подобное сооружение будет держаться на воде, не говоря уж о том, чтобы двигаться.

Я высказал свое недоумение, и мистер Уильямс рассмеялся.

— Через десять дней мы спустим его на воду, — сказал он. — От закладки киля до последних подгонок требуется двенадцать месяцев. Мы завершили восьмой месяц и, рад сказать, выигрываем время. Каждый лишний день обходится нам в потерю тысячи ста фунтов прибыли. Ну-с, что скажете?

Я потряс головой. Я искренне верил, что это был один из самых замечательных моментов моей жизни: оказаться перед неопровержимым доказательством человеческого дерзновения и изобретательности. Как у кого-то хватило духа замыслить подобную постройку, было непостижимо для моего воображения. А затем я увидел людей. Крохотные фигурки сновали вверх и вниз по лесам, крича крановщикам, пока гигантские квадраты брони поднимались на место: клепальщики методично забивали заклепку за заклепкой в уже высверленные отверстия; прорабы, и монтеры, и слесари наслаждались перерывом в своих трудах. Сотни людей, машин от огромных гидравлических кранов до маленькой дрели — все, работающие вместе, все, видимо, знающие, что им надо делать и когда. И все ради того, чтобы создать это чудовище, которое отправилось в свой долгий путь в открытое море по решению, принятому Рейвенсклиффом за месяцы или годы до этого момента. Он сказал, и это было исполнено; тысячи людей, миллионы фунтов пришли в действие из-за его решения, и продолжали исполнять его распоряжения даже после его смерти.